Большая книга ужасов — 67,

22
18
20
22
24
26
28
30

Я взвыла в голос, растянулась на траве и разревелась как девчонка. Потому что больно, потому что устала. Потому что неизвестно, что будет завтра, но точно, что ничего хорошего.

* * *

Когда ко мне подбежали, на мне уже не было шерсти. Слабое человеческое тело ныло от боли и усталости. Я растянулась на земле и от души ревела, зажимая рукой маленькую красную лунку от пневматики. Сейчас она затянется без следа, но легче мне не станет.

Вокруг меня уже собралось человек пять. Позорище-то какое! Этот, который в меня стрелял, вцепился в мое запястье, пытаясь отнять ладонь от раны. И вопил в самое ухо:

– Она укусила тебя?! Куда побежала?!

– Бешеная-бешеная, – рассуждали между собой две воспитательницы. – Лес же рядом, а там зверь. Покусает собаку больная лисица – и готово. Деревенские-то прививок не делают, им хоть кол на голове…

– Куда побежала, спрашиваю?!

Я махнула рукой себе за спину, чтобы этот с пневматикой отвязался. Он вскочил и удрал бегом. На его место тут же кто-то присел и принялся талдычить мне про изолятор и уколы. Я плохо слушала. Я ревела и орала в голос, что в лагере опасно, что надо уезжать, а остаться могут только чокнутые самоубийцы, которым не страшна никакая Падаль. Плохо помню. Вокруг меня быстро собралась куча народу, несмотря на ранний час, и я им все орала про опасность. Теоретически у таких, как я, не должно быть истерик – но кто проверял все эти дурацкие теории?

2 августа (утро)

От порции валерьянки в изоляторе мне как будто полегчало. Я сидела на кушетке и смотрела в окно, пока медсестра пыталась найти мою исчезнувшую царапину. Врать, что никто меня не кусал, было поздно: на футболке осталась дыра как от хорошего клыка, да еще и с пятнами крови. Эх, опасно мне попадаться врачам!

– Ничего не понимаю! – Медсестра задрала мне майку на голову, но это не помогло. – Она тебя укусила?

– Да, вот. – Я надавила пальцем на лопатку, чтобы след остался. – Синяк, наверное, будет.

– А кровь?

– Так стреляли-то в собаку! Ее и кровь.

– А… Ну радуйся тогда, укола не будет. Майку выкини. И не реви так больше, весь лагерь на уши подняла.

– В лагере правда опасно. – Вот этого говорить мне совсем не стоило. Во-первых, медсестра не поняла. А во-вторых, я опять разревелась, сама от себя не ждала. Если долго отжимать пружину, она в конце концов выстрелит. Тебе в лоб.

Медсестра сразу проснулась и развила бурную деятельность вокруг моего ревущего организма.

– Так, на-ка градусник. И дай сюда свой живот… Когда ела в последний раз?

Она меня теребила по-всякому: пальпация, температура, кардиограмма. А я все ревела. Знала, что нельзя, но как только я об этом вспоминала, реветь хотелось еще больше.

– Ты так обезвоживание заработаешь! Домой, что ли, хочется?

Домой хотелось. Но было нельзя.