– Колдунов никто не любит. В революцию зашли к нему и пристрелили вместе с матерью.
– А вдруг он правда оборотнем был?
– Колдуном точно был. Потому что умирал долго. Когда умирает ведьма или колдун, он должен кому-то передать свою силу, иначе не умрет. Я сам такое видел. Бабка уже в нашей деревне три дня маялась, все норовила за руку схватить кого из родственниц. А они не дуры – у бабки той очень плохая слава была. Так и маялась, не передав силу, пока кто-то не догадался крышу разобрать.
– Это зачем?
– Сам толком не знаю. То ли они так силу на ветер пускают, то ли… В общем, бабке той помогло, сразу померла.
– А колдун?
– А тот, говорят, так никому и не передал. Говорят, припрятал где-то, где теперь лес. И деревья в том месте не растут, и зверье не ходит.
– А что припрятал?
– Может, предмет какой. Волшебную палочку. – Дед засмеялся, хлюпая чаем, допил и встал: – Всякое бывает в жизни. Я старый и ничему не удивляюсь.
Кажется, это был наш единственный нормальный разговор за то время, что я у него проторчал, пережидая материну командировку. Да и была ли та командировка?
Я теперь очень скучаю по деду. Пишу и боюсь больше не увидеть его живым.
Это был очень длинный и тяжелый лунный месяц. Я скучал по Толстому, боялся, что я следующий. Читал про оборотней и думал. У меня было время подумать. Мы, оборотни, становимся собой только в полнолуние. Две-три ночи, а потом – все. Остальное время, когда луна не полная, ты не зверь, не человек, а так…
Страшно признаться, но я скучал по тем ночам, когда был зверем. Не могу сказать, что мне это нравилось: когда у тебя есть слух и зрение, ты не говоришь «мне это нравится», – просто живешь. В ночи, когда луна не полная, я не слышал даже того, что творится в соседней комнате. Как можно жить таким глухим?!
Животные ушли: и кошки, и собаки. Идешь по улице, а лая не слышно, тихо так, будто деревня вымерла. Остались только куры-кролики. Им не так просто сбежать, да и мозги не позволяют. И мыши еще. Эти обнаглели: могли прямо при тебе залезть на стол, посмотреть, что ты ешь и много ли им останется.
Старик не отставал. В каждом сне я видел ту поляну и старика. Он все повторял: «Возьми мою силу», «Возьми мою силу». То угрожал, то уговаривал. И во всех окрестных стариках мне мерещился он. Колдун-медведь. Еще я думал о стае… Если мы с Ломом не единственные звери в деревне, то этак и деревни скоро не останется.
С дедом я кое-как протянул неделю, пока мать не забрала. Оказавшись дома, первым делом побежал к Лому.
Мой друг сидел в кресле у окна, уставившись в книжку неподвижными зрачками. Я ворвался и хотел его обнять, но он поднял глаза – и я замер. Это был не Лом. Лицо вроде то же, но какое-то сдувшееся, худое, со впалыми щеками и цвета серого. Говорят, у покойников такие лица.
Он смотрел сквозь меня как робот – и хоть бы уголки губ дрогнули. Его лицо не выражало вообще ничего. Не лицо, а маска. Навсегда застывшая. Я видел чучела в зоологическом музее: набитые опилками шкуры со стеклянными глазами – вот так Лом и выглядел.
– Скучаешь по Толстому? – Я уселся на стул рядом, отобрал у Лома книжку и запулил в угол. Нормальный Лом сорвал бы с меня кепку и тоже бы куда-нибудь запулил. Лом, скучающий по Толстому, дал бы мне по шее и сказал: «Вали отсюда, баклан». А этот сказал:
– Привет.
ebooksa