Букет роз, поставленный в трехлитровую банку, стоял перед её взором и даже малюсенькая капелька крови от прокола шипом розы на указательном пальце Семена, не ускользнула от Наташи.
Богослужение уже началось, и Наташа медленно обходила знакомые ей иконы, крестясь и тихо творя молитвы. Особенно долго стояла она перед образом Девы Марии с ребенком Христом на руках. Обычное состояние молитвенного сосредоточения и покоя, которые она испытывала в храме, на этот раз не случилось, мысли то и дело возвращались к Трунову, и, странным образом, все время в глазах стояла эта крошечная капля кровь на его пальце.
Службу вел молодой священник, с по юношески опушенной редкой бороденкой, и потому, остояв утреннюю службу, Наташа не решилась посоветоваться с ним по поводу своего состояния. По дороге домой сама мысль о том, что священник может ей что-нибудь посоветовать в таком деле, показалась нелепой, и она решила сама позвонить Трунову и все ему рассказать.
«Пусть он смеется надо мной, сколько ему влезет, но это расставит все точки над «I» в наших отношениях», – подумала Наташа, входя в квартиру.
Наташа жила с отцом, но тот так обставил свои отношения с дочерью еще с ранних лет, что никогда не обращался к ней с вопросами типа: «Что с тобой?» и «Как у тебя дела»? Он охотно разговаривал с женой и с единственной дочерью только тогда, когда они сами обращались к нему.
Отец, как она себя помнит, был погружен в собственный мир, в который никого не посвящал и не допускал. Был немногословен, замкнут, даже угрюм. По специальности он был историк и все время проводил за чтением книг и журналов. Всю свою небогатую пенсию он тратил на эти журналы и книги. В еде был неприхотлив. Наташе казалось, что если бы она не напоминала ему о еде, то он бы заморил себя с голоду.
Вот и сейчас, собрав в кухне на стол, Наташа заглянула к отцу в его кабинет-спальню.
– Папа, пойдем пообедаем.
Отец поглядел на дочь своим обычным, отсутствующим взглядом, сразу не поняв о чем речь.
– Я говорю: пойдем пообедаем. – повторила Наташа.
За столом она сказала отцу:
– Папа, мне сделали предложение выйти за муж.
– Давно пора, – буркнул отец, явно думая о чем-то своем.
– Тебя это не волнует? – Наташа хотя и ждала нечто подобное, но все-таки такое равнодушное отношение отца к судьбе единственной дочери обидело её.
– Родителей всегда это волнует. – откликнулся отец, переключив свое внимание на дочь. – И как всегда, волнует понапрасну. Дети поступают так, как хотят.
– Я полагала, что ты поинтересуешься, кто он? – обиженно отозвалась Наташа, подкладывая в тарелку отцу порцию глазуньи.
– Не, не! Я наелся! – он решительно отодвинул блюдце. – Чайку выпью, и всё. – Дягелев взял в обе руки стакан чая и поднес его к синюшным губам, непорядок был с сердцем и оттого губы постоянно имели синей, мертвенный цвет. На вопрос дочери он ответил чуть позже, ставя допитый стакан на стол:
– Ты же его знаешь, кто он, а мне зачем знать? главное, ты его знаешь, – с тем и ушел к себе.
Наташа, набравшись смелости, позвонила Трунову, но того не оказалось дома. К телефону подошла мать Семена и, узнав по голосу Наташу, в отличие от её отца, принялась с жаром убеждать свою будущую невестку, что лучше Семена она никого никогда не найдет и «напрасно она мучает мальчика».
Ближе к вечеру Наташа собралась пойти к своей подружке, но зазвонил телефон. Это был Трунов.