Мертвое Сердце

Та накрыла ладонь мужа своей и посмотрела с благодарностью в ответ.

– Я положу его в шкатулку. – сказала она, поднимаясь из-за стола.

Она взяла и пакет с зернами, хотя в ее планы действительно не входило оживление Уоррена. По крайней мере, сейчас…. Пусть всё уляжется.

Фрэн и правда положила статуэтку в чугунную с вензелями шкатулку, похожую скорей на ларец, в котором хранила вещи, напоминающие о разных приятных событиях, о смертных днях. Такие маленькие секретики…. Теперь там хранился и Уоррен Глик… его сердце. Мертвое, каменное сердце.

Фрэнсис закрыла шкатулку и задвинула под кровать, а кулек с зернами убрала в прикроватную тумбочку. Она знала, что когда-нибудь его сердце снова запылает огнем, потому что нет ничего конечного. Уж Фрэнсис-то разбиралась в таких вещах.

Она вернулась в столовую и села на свое место возле окна. Ладонь Джейка накрыла ее руку, и они оба уставились в окно… в вечность, от которой им обоим было не сбежать.

Всё еще шел снег, но ветер стал заметно теплее. Так здесь начиналась весна.

Эпилог

Больше всего на свете Аманда боялась только одного – смерти. Казалось, что этот страх преследует ее с самого детства, но на самом деле он появился где-то в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет. Тогда наступил некий переломный момент взросления, что ли. Так называли его близкие – переломный момент взросления. При этом их лица неизбежно становились торжественными, а голоса преисполненными какой-то плохо осознаваемой радости. А Тара и вовсе крестилась, когда говорила это.

И, тем не менее, смерть подошла близко…. Аманда не была старой или очень уж больной. Нет, самая обычная пятидесятивосьмилетняя женщина, которая знала, что скоро умрет. И это пугало ее, практически лишило сна. С людьми ее возраста бессонница случается всё чаще, но Аманда всегда считала, что в этом недуге кроется тайный подтекст – страх смерти. Все эти мысли – а что там? И есть там вообще хоть что-нибудь? Аманда прекрасно знала, что подобные вопросы безответны, что есть вещи, с которыми человек не способен справиться, и, следовательно, старалась их отгонять, чтобы не изматывать ни себя, ни других своими навязчивыми идеями.

Она жила в Нью Касл штат Индиана в большом доме со своим вторым мужем Фрэнком, овдовевшей дочерью и двумя ее детьми. Не сказать, чтобы она питала особую нежность к шумным компаниям или к людям в общем, но, тем не менее, ее дом никогда не был пустым. То родственники понаедут на праздник, то соседи забредут посплетничать или поиграть в скрабл, то Фрэнк пригласит друзей с работы.

А ей что – только и готовь на десять голодных ртов! А потом вдруг снова кто-то неизбежно затевал тот разговор о том, как сильно изменилась Аманда… о ее переломном моменте. Она чертовски устала всю свою жизнь слушать о том, какой была дрянью, и ненавидела подобные россказни, но, тем не менее, никогда не встревала. Так… сидела, сдержанно улыбаясь, и кивала иногда, как болванчик. Изменилась она – не изменилась, Аманда не знала… понятия не имела. Но, тем не менее, предпочитала помалкивать, пока Тара, брызжа слюной, описывала житие Аманды Флинн до тридцати, а точней сказать до Денни Робсона – ее первого мужа. В семье бытовало мнение, что именно замужество сделало ее другой… а может быть, та ужасная гроза девятого июня, во время которой сгорела половина их дома из-за удара молнии. Аманде тогда лихо досталось. Едва не сгорела заживо в собственной комнате. Ее вытащили, но практически год она кочевала по больницам. Ей даже хотели ампутировать правую руку, но спасли, хотя ожогов и шрамов на ее теле было не счесть. Благо лицо огнем не затронуло, и на том спасибо.

Но гроза случилась всё-таки гораздо позже…. Просто красиво звучало на словах. Тара даже однажды предположила, что молния попала в саму Аманду, словно кара небесная. Сестра всегда отличалась некоторой прямотой… особенно после стаканчика виски. Семейные байки. От них никуда не деться, поэтому Аманда всегда исправно слушала эти нравоучительные бесконечные истории о том, какой же она все-таки была стервой, а потом встретила Денни, остепенилась и стала совершенно другой. Но Боженька не дремлет и воздает каждому за дела, поэтому в Аманду и ударила молния.

А иногда она и вовсе отключалась, когда становилось совсем тошно – грезила наяву о несуществующих мирах, которые часто видела во сне, с небывалой красоты пейзажами под розовыми небесами и с фруктовыми деревьями, цветущими и плодоносящими одновременно. Нечто подобное снилось ей всю жизнь, но лишь где-то с двадцати-восьми эти сны стали четкими, почти реальными, полными смысла, серийными. Иногда она после просыпания подолгу лежала на кровати, осознавая, где реальность, а где вымысел ее сознания. И в семидесяти процентах ответ на этот вопрос оказывался для нее мучительным. Так что периоды бессонницы были настоящим ударом для нее. Аманда часто уходила в себя, чтобы вспомнить, осмыслить, провернуть в памяти несколько раз нечто особо приглянувшееся. И уж если и говорить о переменах, о переломном моменте взросления, то, пожалуй, первопричина крылась именно в этих снах. Они сделали ее слишком задумчивой и мечтательной для ненависти и злобы.

Порой ей снились странные процессии с чудаковатыми персонажами, карликами и длинными людьми… а точнее Длинными людьми, потому что это, несомненно, должно быть названием. Они ходили на ходулях, нашептывали странные вещи, лечили болезни и гладили по лицу. А еще там были жонглеры и странные дрессировщики, от которых постоянно сбегали дикие звери, чтобы неизбежно броситься в толпу. Все они шествовали по пляжу, приплыв на дымящихся кораблях. А еще ей снился дом, похожий на скучное больничное здание, только он был черным и вырастал прямо из воды. На стены, словно водоросли, налипли реберные кости – целые позвоночные столбы. Некоторые казались такими гигантскими, что скорей всего принадлежали кому-то не меньше динозавра.

Аманде снились бескрайние снежные земли, как будто сошедшие из сказочных фильмов или с иллюстраций книги о Снежной Королеве. Где-то за полярным кругом. И северное сияние небывалой красоты, которое лечило душу и могло оживить даже самое мертвое сердце. Аманда никогда не видела северного сияния вживую, только во сне… и еще на Ютубе, чтобы сверить. Но это совсем не то ощущение. Хотелось бы, чтобы на самом деле где-нибудь обитала подобная красота….

Еще ей снились разные мифические звери или и вовсе не существующие ни в одной фантазии. А однажды она летала на огромном драконе над бушующим бесконечным океаном, правда, в итоге упала, с чем и проснулась. В любом случае, ощущения остались незабываемыми. У нее даже имелась странная коллекция фигурок из всевозможных материалов – в большинстве своем разного калибра монстры или попросту бракованные и непонятно чем являющиеся по задумке мастера образы, в которых Аманда неизбежно улавливала нечто родное для себя. Они занимали громадную старомодную витрину в ее комнате. Были и любимые среди них – «бейсболист» – так она его называла, и демон в мундире с саблей. Она часто брала их в руки, от чего становилось легче дышать… так спокойно, так приятно и тепло. Если грустно или страшно, или стряслось нечто плохое, как например смерть ее зятя несколько лет назад, эти две фигурки из черного оникса утешали ее. Казалось, они с ней с самого рождения. Фигурки притягивали взгляд, помогая забыться. А как они ложились в ладони! Словно были их частью. Аманда так любили их, что даже порой видела во сне.

Однажды, когда Фрэнк только сделал ей предложение, и она не знала, что делать, будучи буквально загнанной этим в угол, так как недавно разошлась с Денни и совершенно не хотела пройти через всё это еще раз, Аманда увидела во сне человека в бейсболке козырьком назад и зеленой затасканной футболке Янкис. Он предложил погадать ей на хлебе. Вот ведь странность… на хлебе! Аманде довольно часто снились гадальщики, но то, что сказал ее «бейсболист», сбылось слово в слово. Он пообещал, что с Фрэнком она ни разу в жизни не почувствует себя ненужной, одинокой или нежеланной. Сказал, что они проживут душа в душу до самой смерти, и что у них будет двое детей. Так и случилось.

А еще недавно ей приснилось, что она и Фрэнк снова тридцатилетние танцуют в какой-то просторной зале, где полным-полно граммофонов, играющих в унисон одну и ту же мелодию. Они кружились и кружились, словно лесные феи, а потом Фрэнк внезапно превратился в огромного демона в мундире с эполетами и множеством медалей на груди, а сбоку у него висела сабля с рубиновым эфесом. У него было белоснежное гладкое лицо, будто в гриме, и тронутое кое-где морщинами. Желтые кошачьи глаза с расширившимися зрачками по-доброму смотрели на нее. В них читалась печаль, как и в глазах «бейсболиста», но Аманда знала, что у всего на свете есть свой срок годности, и когда-нибудь эта печаль исчезнет. Кружась в танце с демоном, она не чувствовала страха, а даже напротив, принимала его, как старого друга, а он, в свою очередь, нашептывал своими темными губами что-то про Язык Богов… что в каждом наречии есть двадцать три слова из этого языка – не больше не меньше, и если Аманда найдет их, то сможет открыть дверь на другую сторону. Интересно, что это за слова, и что бы сказал Фрейд по этому поводу? Может, замысловатые, а может, напротив, самые что ни на есть простейшие из каждодневного обихода, как «любовь» или «лето».

С этих двух фигурок и началась вся ее коллекция – что-то в этом подсознательно скрывалось… что-то знакомое. Целая армия, с которой Аманда чувствовала себя в безопасности.