Какое успокаивающее слово, «домой».
Он пришел в себя только к вечеру, после двадцатой чашки кофе и неоднократно принятого душа. Наступала самая тяжелая, самая неприятная, но необходимая стадия любой вечеринки – уборка. Многочисленные «друзья», заранее осмыслив, что их могут на вполне справедливых основаниях привлечь к этому неблагодарному занятию, потихоньку и незаметно рассосались, напоминая всемирно известного Карлсона, который как-то заявил Малышу: «Ты знаешь, мне вдруг как-то домой сразу захотелось… И вообще, задержался я тут с тобой». В итоге с ним остался преданный Жорик и Жанна с какой-то подругой, молчаливой прыщавой особой.
А уборка, нужно сказать, была знатная. Травы во дворе вообще не было видно – она была полностью скрыта под мусором. Пустые бутылки и банки, пакеты из-под угля, одноразовые тарелки, вилки, стаканчики, размокшие салфетки, обертки из-под шоколада, чипсов, размазанный торт с поломанными свечами и кляксами воска (Рома даже и не помнил, что на его дне рождения присутствовал торт и что его вообще кто-то ел), недоеденные фрукты, арбузные корки, остатки шашлыка, шампуры с засохшими ошметками мяса, над которыми уже кружили мухи, чья-то одежда, женские трусики, вымазанная мясным соусом бейсболка… Вытряхивая мангал, Рома обнаружил в углу спекшийся кусок почерневшего пластика – останки его телефона. Теперь ему нужен новый телефон. Это не проблема, куда больше его расстраивало, что в том, который он сжег, осталась записная книжка с нужными номерами.
Про бассейн и говорить нечего. Чего там только не было, прямо как в бюро находок! Стул, чей-то вывернутый наизнанку носок, пластиковые бутылки из-под минералки, огурцы с помидорами (!), парик (!!)… но одна вещь убила Рому наповал – прямо в центре невозмутимо плавала куча дерьма. Глядя на эту мерзкую субстанцию, Рома был готов задушить того, кто это сделал. Однако выяснять у Жорика и Жанны, кто этот не в меру остроумный шутник, было бесполезно – эти два дня прошли в таком мощнейшем коматозном кумаре, что никто ничего не помнил и Рома вряд ли удивился бы, узнав, что это сам дьявол вылез из преисподней заглянуть к нему на «огонек» и между делом насрал в бассейн. В доме тоже было не ахти – на первом этаже разбиты окна, кровать сломана, на кухне сорван кран, дверь от ванной мирно стояла рядом с самой ванной, пол на втором этаже залит вином, все кровати перевернуты, как в борделе…
Чуть позже Жорик, смущаясь, рассказал, что когда Рома спал, ему пришлось дать ментам денег.
«Сколько?» – тупо спросил Рома.
«Полторы, – стараясь не встречаться взглядом с Ромой, сказал Жорик. – Своих не хватило, ребята добавляли. Потом нужно раскидать, я записал, сколько кому».
Вздохнув, Рома пообещал, что вернет все деньги, но только когда приедет в Москву.
Они убирались до глубокой ночи, и только около половины третьего Рома прилег отдохнуть. Он задремал, и ему снился сон.
Ему приснилось, что он возвращается домой и входит в квартиру. Дед сидит, скрючившись еще больше и словно уменьшившись в размерах, из ноздрей тянутся слизистые дорожки. Дед «течет», или «тает». В коридоре плавает сладковатый запах разложения. Несмотря на сетку в окнах, над его телом деловито жужжат мухи. Откуда они появились, из вентиляционного отверстия, что ли?
Он начинает звонить матери, потом в милицию. Мать в шоке и обещает к вечеру прилететь. Приходит участковый. Он долго смотрит на кресло, в котором сидит его почерневший дед, и говорит: «Как вам не стыдно так шутить?! Ведь здесь никого нет!» Рома кричит, как это нет, вот, смотрите, он прямо перед вами, но милиционер усмехается и уходит, предупреждая, что если он еще раз вздумает шутить подобным образом, он упечет его в кутузку на пятнадцать суток. Рома мечется по квартире, а дед как ни в чем не бывало сидит в кресле, будто исподтишка подсматривая за ним. Приходит Татьяна, Рома хватает ее за руку и тащит к креслу. Она делает удивленное лицо и говорит, что не понимает, о чем говорит Рома. Рома орет на нее, хватая ее кисть и дотрагиваясь ею до съежившегося лица деда, мол, потрогай, неужели ты слепая?! У деда оттопыривается нижняя губа, оттуда падает белая личинка. Татьяна вырывается и в ужасе убегает из квартиры, крича, что Рома сошел с ума. Вечером приезжает мама, и с ней то же самое. Она смотрит на кресло, поворачивает бледное лицо к Роме и… говорит, она говорит…
– …сыпайся, соня, – услышал он над собой знакомый голос. Рома приоткрыл глаза. Жанна, рядом с ней эта подруга, прыщи в потемках напоминают оспу.
– Пора ехать, Рома, – громче сказала Жанна. Она обеспокоенно взглянула на часы. – У нас сегодня семинар по гражданке, если я опоздаю, Феликс меня порвет, как Тузик грелку.
(Феликс – преподаватель гражданского права.)
Рома поднялся, чувствуя себя совершенно разбитым. Жанна глядела на него с некоторым сожалением, сквозь которое проскальзывала чуть ли не брезгливость.
Подавшись внезапному порыву, Рома обнял девушку. Прыщавая подруга деликатно отошла в сторону и сделала вид, что увлеченно смотрит в окно, где Жорик прогревал машину.
– Ты изменился, – сказала Жанна тихо, медленно кладя ему руки на плечи. Рома уткнулся лицом в ее плечо, понимая, что слезы вот-вот брызнут из глаз. Он никак не мог взять в толк, что с ним происходит. Он никогда не злоупотреблял спиртным, с потенцией у него все было в ажуре, а тут… как кошмарный сон, который никак не может закончиться.
– Что с тобой? – шепотом спросила Жанна. Рома молчал, только учащенно дышал, как после пробежки. Жанна машинально взглянула вперед, на огромное зеркало, встроенное в шкаф-купе, где было их отражение, и вдруг, вскрикнув, оттолкнула Рому.
– Жанна, ты что? – забормотал испуганно Рома, протягивая к ней руки, но девушка, покрывшись смертельной бледностью, опрометью выбежала из комнаты. Ее прыщавая подруга с недоумением посмотрела на Рому и, что-то промямлив, на цыпочках вышла.
Некоторое время Рома стоял в полной неподвижности, с яростью глядя на свое отражение. Ему почудилось, что за эти два дня он постарел лет на двадцать. Снизу посигналил Жорик, жестом показывая, что пора ехать. Рома побрел наружу. Работы еще оставалось по горло, но сам он не справится, тут нужны рабочие. Но это он уладит в следующие выходные.
ebooksa