Наугад

— Лёша, — меня придержали за руку, — подумай. Мы можем встретиться где-нибудь, в спокойной обстановке, поговорить.

— Хорошо, — да отвяжись ты!

Гостиная оказалась переполнена знакомыми, очень знакомыми и до смерти надоевшими, знакомыми. Матрос, как обычно, поленился поставить стол, просто распахнув огромный бар — главное своё богатство и выставив на его дверцу тарелки с ничтожной закуской. А вот спиртного оказалось море разливанное. На любой вкус, кроме моего. На мой вкус, вокруг бродили, сидели, стояли и даже лежали, те самые знакомые. Лёгкий аромат, щекотал ноздри, скрываясь в густых испарениях виски и мартини.

Лилька сидела в глубоком кресле, рядом с высокой трубкой акустической системы и со страдальческой миной на мордашке, терпеливо выслушивала Костика — своего бывшего, номер — надцать. Тот, периодически, делал попытки перейти к более тесному контакту, но сразу же получал по наглым лапкам. Ну, там сеструха и сама разберётся.

Андрюха уже нёсся ко мне с полупустой бутылкой абсента и в его кильватере прочно держался Олег, который, со странным прищуром, изучал мою физиономию. Отвязаться от полупьяной птицы оказалось несколько сложнее, чем казалось вначале, но объяснение про болезнь и антибиотики всё же подошло. Это же я попросил передать и шефу. Пусть хоть первое время не поднимает пыль.

— Да, видок у тебя в натуре нездоровый, — согласился Олег и хмыкнув, добавил, — глазища, как у долбаного вампирюги. Кстати, вы чего, на пару с сеструхой болеете? Тоже, смотрю, в завязке.

— Угу, — кивнул я, встретившись глазами с Лилькой. Мы улыбнулись друг другу, одной нам понятной, улыбкой, — сам знаешь, как бывает: сначала — хомячок, а потом и все остальные.

Через полчаса гуляний, выяснилась одна занятная, н не слишком приятная вещь: нам стало скучно гулять со своими старыми знакомыми. Перестали находиться общие темы, для разговоров. Ну, какой интерес обсуждать работу или выпивку, если тебя это больше никак не касается?

Кроме того, даже временное, отсутствие любимого рядом, вызывало у обоих некий дискомфорт. И я, и сестра, постоянно ощущали желание подойти, перемолвиться парой слов или просто коснуться. Больше всего хотелось целоваться, но я отлично понимал, как офигеют благодарные зрители.

Пару раз подходила Анжелика и её лицо с каждым разом выражало всё большее недоумение. В конце концов, я не выдержал и прямо сказал девушке, всё что думал про неё, не забыв упомянуть и чувственную фригидность. Как ни странно, но она даже не обиделась.

Вытерпев ещё десяток минут рассказов о последнем посещении Замка, я удрал на кухню, выгнав оттуда целующуюся парочку. Через пару минут пришла Лилька и прижавшись, потёрлась щекой о плечо. Вот так — хорошо. Даже если просто молчать и смотреть во двор.

— Ты помнишь родителей? — тихо спросила сестра, — хоть чуть-чуть, не по фотографиям, а так…

Она была младше меня на полтора года и когда отец с мамой разбились во время перелёта Ханой-Москва, ей исполнилось три года. Когда я плакал, спрятавшись под одеялом, Лилька приходила и прижавшись, гладила по голове. Люда появлялась в дверях спальни и некоторое время молчала, глядя на нас сухими красными глазами. Горе казалось невероятным, всеобъемлющим, словно наступил конец света, и лишь крошечный человечек рядом заставлял непроглядную тьму отступать.

— Совсем немного, — я обнял её за плечи, — отца почти не помню: так, кусками. То море вспомнится, то лес и костёр. Маму немного лучше, как она щекотала живот и делала ладушки. В детском саду, как она радовалась, когда я выиграл плюшевого медведя.

— Того, с оторванным ухом?

— И кто его оторвал?

Мы тихо посмеялись, и я поцеловал сестру в щёку.

Позвонила Мина. Лилька внимательно выслушала вампиршу, продолжая сжимать мои пальцы, потом кивнула и сказала, обращаясь ко мне:

— Будет здесь через десять минут. Пошла я собираться.

Сестра ушла, а я прижался лбом к стеклу, пытаясь разглядеть звёзды через пыльное стекло. Ни черта не видать. Кто-то тихо подошёл сзади, и я точно знал, кому принадлежат крадущиеся шаги. Запах, шелест одежды, даже дыхание позволяли определить пришельца. Раньше я так не мог.