– Не помню, чтобы она была здесь раньше, – сказал Тармин.
Статуя была из камня, такого же растрескавшегося и потемневшего, как фонтан; ее нижняя часть поросла мхом и лишайником. Она изображала ангела в длинных одеждах, со сложенными за спиной крыльями. Он стоял, спрятав лицо в ладони, точно плакал.
– Может быть, он грустит из-за того, что случилось с садом, – сказала Исмей.
Миновав ангела, дети продолжали путь к дому, но Тармин оглянулся на него еще раз. «Странный он какой-то, этот ангел», – подумал мальчик, но напомнил себе, что это всего лишь статуя. И встряхнул головой, стараясь отогнать тревогу.
Выходя из регулярного сада, Тармин держал Исмей за руку. Вместе они начали подниматься по ступеням главной террасы. Они уже почти дошли до верха, когда Тармин снова оглянулся. Статую под деревом он увидел сразу – издали она казалась силуэтом, но мальчик сразу разглядел, что теперь ангел не плачет, а стоит, подняв голову. И смотрит на него с Исмей.
Тармин так и замер, забыв опустить ногу на очередную ступеньку, но Исмей потянула его за руку, и он пошел дальше. «Это все мое воображение, – на ходу твердил он себе. – Воображение и страх, ничего больше. Статуя как статуя, подумаешь».
Тармин и Исмей вышли на террасу и обнаружили там еще статуи. Они стояли где попало, словно тот, кто их расставил, нимало не заботился о том, как они будут выглядеть. Один ангел плакал, уткнувшись в ладони, другой, подняв голову, пустыми глазами смотрел на детей с противоположного края террасы. Третий спрятался в нише, зато четвертый тянул руки к ним.
– Как странно, – сказала Исмей. – Кто же их тут поставил?
– Не только тут, – отозвался Тармин. И взмахнул рукой. С высокой террасы, где они теперь стояли, открывался вид и на регулярный сад, и на заросшую лужайку, через которые они прошли, и вообще было видно все, от рощицы у одной стены до озера у другой. Несмотря на расстояние, дети прекрасно разглядели, что вся поверхность озера, некогда сверкавшего под лучами солнца, была теперь затянута ряской, а берега заросли травой. И всюду – в траве, под деревьями, вдоль кромки воды – чернели статуи ангелов.
– Как их много, – сказала Исмей. И задрожала, хотя день был не особенно холодный. – Тебе страшно?
Тармин кивнул.
– Давай посмотрим, может быть, нам удастся войти внутрь. Надо забирать поднос и уходить.
И они повернули к дому.
Статуи на террасе за их спинами зашевелились. На этот раз совершенно точно. Ангел, который плакал, теперь глядел прямо на них; тот, что прятался в темной нише, выступил на яркий свет; а тот, что тянул к ним руки, перешел с одной стороны террасы на другую. И оказался прямо перед ними.
Исмей ахнула и тут же прикрыла рот рукой. Тармин схватил ее за другую руку и потянул за собой. Петляя между статуями и стараясь не подходить к ним близко, дети бежали к двери дома. До самого порога Тармин не оборачивался; а когда всё же обернулся, то увидел, что все статуи снова изменили положение и таращат незрячие глаза на них с Исмей.
Исмей уже открывала дверь – каким-то чудом она оказалась не заперта. Дети перевалились через порог внутрь, и Тармин с грохотом захлопнул за собой дверь.
– Эти статуи… – задыхалась Исмей.
– Если они, конечно, статуи, – возразил Тармин.
– Они движутся.
Тармин кивнул. Исмей не ошибалась, хотя странно было то, что они ни разу не видели, чтобы хотя бы одна статуя шевельнулась.