– Выйдем наружу. – А потом, повернувшись к Лире: – Оставайся здесь и не трогай нож.
Лира села рядом с наковальней, где остывал нож, а Йорек велел ей поддерживать огонь в костре, потому что осталась еще одна операция.
Уилл вышел за медведем на темный склон. После адской жары в пещере его обдало холодом.
Когда они немного отошли, Йорек сказал:
– Этот нож вообще не надо было делать, и мне, наверное, не надо было его чинить. Я обеспокоен, а раньше никогда не беспокоился, никогда не сомневался. Теперь я в сомнении. Сомнение – человеческое чувство, не медвежье. Если я превращаюсь в человека, что-то не так, что-то нехорошо. И я сделал еще хуже.
– Но когда первый медведь сделал первую броню, разве это не было так же плохо?
Йорек молчал. Он молчал до тех пор, пока они не дошли до большого сугроба; медведь лег в него и стал кататься, взметая снег на фоне черного неба, так что казалось, будто он сам весь из снега – воплощение снежной стихии.
Накупавшись вдоволь, он встал, энергично отряхнулся и, видя, что Уилл все еще ждет ответа на свой вопрос, сказал:
– Да, может быть, оно и так. Но до первого бронированного медведя других не было. Мы не знаем, что было до этого. Так возник обычай. Мы знаем свои обычаи, они тверды и неизменны, и мы следуем им неукоснительно. Без обычая медвежья природа не защищена, так же как тело медведя без брони.
Но, думаю, я преступил медвежью природу, когда починил этот нож. Думаю, я был глуп, как Йофур Ракнисон. Время покажет. Но я не уверен и полон сомнений. А теперь скажи мне: почему сломался нож?
Пытаясь прогнать боль в голове, Уилл потер лоб обеими руками.
– Эта женщина посмотрела на меня, и мне показалось, что у нее лицо моей матери, – сказал он, честно стараясь вспомнить тогдашние ощущения. – И нож наткнулся на что-то, чего не мог прорезать, а я мыслями толкал его вперед и одновременно тянул назад, и он лопнул. Так я думаю. Женщина знала, что она делает. Я уверен. Она очень хитрая.
– Когда ты говоришь о ноже, ты говоришь о матери и об отце.
– Да? Да… наверное.
– Что ты собираешься им делать?
– Не знаю.
Внезапно Йорек метнулся к Уиллу и сильно ударил его левой лапой: так сильно, что у Уилла зазвенело в ушах, и, полуоглушенный, он кубарем покатился вниз по склону.
Йорек медленно спустился к нему и, дождавшись, когда Уилл поднимется, сказал:
– Отвечай правдиво.
Уиллу очень хотелось ответить: «Ты не посмел бы, если бы у меня в руке был нож», но он понимал, что Йорек это сам понимает, и понимает, что он это понимает, и было бы невежливо и глупо произносить это вслух. Тем не менее такое искушение было.