Янтарный телескоп

22
18
20
22
24
26
28
30

– Лира Сирин, что это за идея посетить мертвых?

– Она пришла ко мне во сне, Йорек. Я видела дух Роджера, и он звал меня… Ты помнишь Роджера – после того как мы с тобой расстались, его убили, и это была моя вина – по крайней мере, я так считала. И думаю, я должна просто закончить то, что начала: должна пойти туда и сказать «прости», а если удастся, вызволить его оттуда. Если Уилл сможет открыть ход в страну мертвых, то мы должны туда пойти.

– «Может» – еще не значит «должен». Но если ты должна и можешь, тогда никаких отговорок нет. Пока ты жива, твое дело – жить.

– Нет, Йорек, – мягко возразила она, – наше дело – выполнять обещания, даже если это трудно. Скажу тебе по секрету: я до смерти боюсь, и лучше, если бы не было у меня этого сна, а Уиллу не пришло бы в голову пройти туда с ножом. Но что было, то было, и отступать нельзя.

Лира чувствовала, как дрожит Пантелеймон, и гладила его обожженными руками.

– Правда, мы не знаем, как туда попасть, – продолжала она. – И не узнаем, пока не попробуем. А ты что будешь делать, Йорек?

– Вернусь на север с моим народом. Мы не можем жить в горах. Даже снег тут другой. Я думал, мы сможем тут жить, но нам легче жить у моря, пусть и теплого. Это стоило выяснить. Кроме того, я думаю, что мы понадобимся. Пахнет войной, Лира Сирин; я чую ее; я слышу ее. Перед тем как отправиться сюда, я говорил с Серафиной Пеккала, и она сказала, что полетит к лорду Фаа, к цыганам. Начнется война – мы понадобимся.

Услышав о друзьях, Лира заволновалась и села. Но Йорек еще не кончил.

– Если вы не найдете выхода из мира мертвых, мы больше не увидимся, потому что у меня нет духа. Мое тело останется на земле, а потом станет ее частью. Но если мы с тобой оба останемся живы, ты всегда будешь дорогим и почетным гостем на Свальбарде, и Уилл тоже. Он сказал тебе, как мы познакомились?

– Нет, сказал только, что на реке.

– Он взял надо мной верх. Я думал, это никому не по силам, но перед умом и дерзостью этого подростка я спасовал. Меня не радует ваш план, но я ни с кем не решился бы пойти на такое, кроме этого мальчика. Вы стоите друг друга. Счастливо, Лира Сирин, мой милый друг.

Не в силах говорить, она обняла его за шею и уткнулась лицом в мех.

Через минуту он встал, мягко освободился от ее рук, потом повернулся и молча ушел в темноту. Лире показалось, что его фигура почти сразу слилась с белым снегом, но, возможно, это объяснялось тем, что глаза у нее были полны слез.

Когда Уилл услышал ее шаги на тропинке, он посмотрел на шпионов и сказал:

– Не ходите за мной. Смотрите, нож здесь, я не собираюсь его вынимать. Оставайтесь на месте.

Он вышел наружу и увидел Лиру, неподвижную, плачущую, и Пантелеймона, волка, поднявшего морду к черному небу. Она молчала. Освещал ее только отраженный сугробом свет гаснущего костра, и он, в свою очередь, отражался от ее мокрых щек, а ее слезы сами отражались в глазах Уилла: так свивали между ними фотоны свою немую сеть.

– Как я люблю его, Уилл! – прошептала она прерывающимся голосом. – А он выглядел старым. Выглядел голодным, старым и грустным… Все ложится на нас, да, Уилл? Нам больше не на кого рассчитывать… Только на себя. Но мы еще не взрослые. Мы молодые… Слишком молодые… Если бедный мистер Скорсби умер и Йорек постарел… Все ложится на нас, мы все должны сделать сами.

– Мы сможем, – сказал он. – Я больше не буду оглядываться назад. Мы сможем. Но нам надо поспать. А если останемся в этом мире, могут прилететь, как их там, гироптеры, которых вызвали шпионы… Сейчас я сделаю окно, найдем для сна другой мир, а если шпионы пойдут за нами – ничего страшного. Значит, избавимся от них потом.

– Да. – Она всхлипнула, утерла нос тыльной стороной ладони и обеими руками потерла глаза. – Так и сделаем. Ты уверен, что нож действует? Ты его испытал?

– Действует, я знаю.