Книга Тьмы

22
18
20
22
24
26
28
30

– Это совершенно не то. Производители электромобилей опираются на экологичность и нестандартность – индивидуализм очень важен для Запада. Все это стороны одной медали.

– А телефоны? Раньше были кнопочные, теперь на сенсорах. Разве это не прогресс?

– i-Phon – это еще один ненужный продукт. Тычешь в экран пальчиком – и у тебя картинка меняется. Во, бля, чудо! Настоящий прогресс, я считаю, будет тогда, когда люди начнут получать реальные блага, а не работать ради куска пластика в кармане.

– Что-то я тебя совсем не понимаю, – почесал лоб Сергей. – Человек, еще когда с дубинкой бегал за мамонтом босиком по снегам Сибири, мечтал об удобной машине, теплой кроватке и о хорошем телефоне, чтобы по «вацапу» коллегам из соседнего племени фотки саблезубого тигра скидывать. А когда это, наконец, свершилось, ты кричишь: это не прогресс! Прогресс – это и есть оптимизация человеческой жизни и труда.

– И что нам предлагают современные интеллектуалы и другие пророки светлого будущего? Бессмертие? Роботов-помощников? Летающие машины? Романтики-футуристы любят рисовать картины светлого будущего, где все счастливы, где каждый занимается чем хочет, живет вечно, где никто ни в чем не нуждается… Когда-то и я желал видеть мир справедливым, честным, добрым. Но со временем, наблюдая за людьми, пришел к выводу: мир делится на сильных, волевых людей и на слабых, безвольных, «овощных». И первые, будь то благородные лидеры, творцы, бизнесмены или мелкие интриганы и капиталисты, всегда будут довлеть над остальными и навязывать им свою волю. Всегда! «Светлое будущее» настанет только тогда, когда по воле банкиров и политиков каждый слабовольный житель планеты будет полностью погружен в иллюзию счастливой жизни. В то время как тираны будут наслаждаться настоящей. Для этих сильных вы и все остальные – пластилин, которым они играются. По мне, так уж лучше я буду ходить в поле траву на лекарства себе собирать, дышать жизнью, чем давиться «чудотворными» таблетками, а затем незаметно для себя превратиться в напичканного химией киборга.

– Ты сейчас как Малахов заговоришь, – усмехнулся Сергей.

– Малахов – тоже продукт фармацевтики. Типа, посмотрите, только придурковатые будут заниматься самолечением. Трушный мужик выбирает аптеку!

– А ты не думал, может быть, создание утопии, даже виртуальной, – это и есть главная задача человека? – спросил я. – Ведь человечество с древнейших времен позиционировало себя сначала как тварей земных, затем как детей божьих, теперь – как самих богов. То есть, создателей миров. Налицо своеобразный рост, выращивание творческого потенциала. Может быть, создание полноценного виртуального мира и есть итог самореализации человечества как вида? А что, если весь наш мир такая же искусственная реальность иных существ – нас других, божественных и забытых, сосланных сюда для творения новых миров? И мы не можем построить такую ракету, чтобы покинуть Землю, потому что еще не создали для себя эти миры? Некуда нам лететь! И вся история человечества – с инквизицией, войнами, пророками, футболистами, ядерным оружием, смартфонами… – все это многообразие направлено на создание виртуальной утопии. И когда мы создадим ее, мы станем иными, забудем себя в этом новом мире и начнем создавать другой.

– Почему этот мир должен быть именно виртуальным?

– Потому что это единственный способ настроить его так, как хочет сам человек.

После этого на какое-то время повисло молчание. Сёма увлекся прочтением этикетки на упаковке чипсов, которые он, не задумываясь, кидал себе в рот. Сергей обдумывал контраргументы, но лицо его отражало внутреннюю неудачу. Вообще Сергей всегда спорил не потому, что действительно имел иную точку зрения. А потому что ему нравилось показывать, будто она у него есть. Оттого в спорах он всегда терпел поражение.

– Я думал, вы будете читать патриотические лекции, связанные с историей, и причитать об ущемлении славянского народа, – сказал я. – По-моему, все националисты только и ждут повода присесть на уши такими речами.

– Мы не националисты, – вздохнул Костя. – Мы не собираемся свою идеологию строить на спекуляции духовного унижения и исторической несправедливости. Я люблю Россию. Мне близка Россия с ее людьми, строениями, культурой, традициями и природой. Мне чужда Россия как геополитическое пятно на глобусе. Мы из тех, кто хотел бы жить в честном обществе. Нам стараются вменить, будто честное государство – это когда мнение большинства. Но ведь это не так. Законы принимают две сотни человек. А я не за большинство, я за каждого.

– Каждый человек не может принимать законы, – сказал я. – Для этого нужны люди, владеющие нужной информацией.

– Правильно. А какой информацией владеет наше законодательство? – Костя выдержал многозначительную паузу. – А такой: если есть какая-то проблема, нужно просто запретить выполнять действия, ведущие к ней. А теперь посмотрим на это с другой стороны. Чем, к примеру, опасен искусственный интеллект? Тем, что он руководствуется исключительно логикой. Мозг человека поделен на два полушария: левое логическое, и правое абстрактное. Если дать ИИ задачу решить проблему, он пойдет самым логичным путем, а именно – станет выявлять причины и бороться с ними. Но цепочка всех бед человека будет начинаться лишь в одном месте – в появлении человечества. ИИ придет к единственному выводу: нет человека – нет проблем. Государство идет другим путем – нелогичным, то есть сочиняет законы, призванные решить проблему. Нелогичный этот путь потому, что базируется на надежде. Типа, у нас есть проблема, мы придумаем закон и проблема эта должна решиться. ИИ такой дорогой не пойдет, ибо надежда – область абстрактного. Выходит, обществу решать проблемы нужно не поиском причинно-следственных связей. Но и законодательство больше накапливает новые проблемы, чем решает старые.

– И что, по-твоему, лучше отказаться от законодательства? – спросил я.

– Едва ли. Но законодательству нужно быть более позитивным. Сейчас нам говорят: не убивай, не кради, не давай взятки. Одни сплошные «нет». Один негатив. Шаг в сторону – и тебя расстреляют. Оттого людям и кажется, что они заперты в клетках государства и у них возникает желание вырваться из нее. И если отдельный прут этой клетки выглядит как «не убивай», то человек, желающий свободы, будет убивать, чтобы сломать этот прут. Человеку свойственно выражать свою волю, без этой воли его нет. Вот в чем беда. Двигаться надо не вглубь проблемы, считая причины, а в корне менять взгляд на законодательство. Я считаю, что будет больше пользы, если правительство скажет: да – люби, да – уважай, да – пропусти пешехода, да – сделай что-нибудь полезное, да – прояви себя. В психологии есть такое понятие, как правило нескольких «да»: чтобы собеседник согласился с тобой, необходимо задать несколько вспомогательных вопросов, на которые он вынужден дать положительный ответ, а затем задать главный вопрос, с которым собеседник по инерции тоже согласится. Если государство говорит «нет» народу, народ тоже отвечает «нет». Если скажет «да», то и ответ получит соответствующий. Вот так и достигается согласие в стране. Такой опыт начала Голландия, почему не продвинуться дальше? Наверно, пора уже выходить из средневековья.

– У меня перед глазами возникла картина: статья такая-то гражданского кодекса, – Сергей закрыл глаза, воображая. – «Влюбленность влечет за собой от месяца до трех лет наличия хорошего настроения». Или: «За переправу бабушки через дорогу предусматривается бонус в виде конфетки».

– Можно и так. Законодательство будущего должно выглядеть как социальная реклама, – согласился Костя.

– «Совершив доброе дело, не забудьте убежать подальше, пока вас не задавило благодарностью», – не унимался Сергей. – «Непревышение скорости на дорогах влечет за собой сохранение жизни»…