Ночь триффидов

— Хм-м… Верно… Понимаю, — пробормотал он и повернулся к нам: — Пожалуй, нам пора.

Разбившись на пары, мы двинулись через улицу. Возглавлял движение невысокий мужчина, а Марни шла сзади, всем своим видом давая понять, что отстать никому не позволит. Едва я замедлял движение, как на мой рюкзак сразу ложилась ее рука, и я ощущал толчок, вынуждавший ускорить шаг. Я без возражений следовал ее бессловесным приказам, так как понятия не имел, сколько таких толчков сможет выдержать вьюк с взрывчаткой.

Я ожидал увидеть тропу, ведущую на вершину утеса, но ожидания мои не оправдались. Вместо того чтобы карабкаться вверх, мы пошли вдоль основания утеса к невысокому длинному зданию, протянувшемуся от кромки воды к каменной стене берега. Мы направились в здание (при этом мне достался очередной дружеский тычок в спину), и я чуть было не споткнулся о что-то очень похожее на рельс. Наш гид-мужчина зажег керосиновый фонарь, и я увидел целую систему железнодорожных путей. Размышлять об их назначении было некогда, так как проводник жестом велел следовать за ним.

Лишь прошагав порядочное расстояние, я понял, что здание у скалы не оканчивается. Двухколейная железная дорога уходила в туннель, ведущий в глубину горы.

— Подземка? — спросил я у оказавшегося рядом Сэма.

— Нет. Посмотри, как проржавели рельсы. Ими не пользовались уже много лет. Думаю, это был туннель для транспортировки угля. В прежние времена уголь доставляли на баржах по Гудзону, перегружали на поезда и отправляли подземным путем в город. — Он посмотрел на арку углубляющегося в скалу коридора. — Дорога не слишком живописная, но эстетическая сторона дела меня не волнует, если эта нора доведет нас до места.

Мы продолжили путь. Я пытался изо всех сил держать себя в руках, но то и дело оглядывался на Марни. Ее волосы, глаза, форма лица, уши — одним словом, весь облик (если исключить страшный багровый шрам) был абсолютно идентичен облику Керрис. Она была бессловесным двойником моей любимой девушки, тенью следовавшим за мной по темным подземельям города.

«Я оказался в месте, где явью становятся самые кошмарные сны, — думал я. — Позади меня шагает безобразно изуродованный двойник любимой женщины. Я иду по темной пещере, которой не видно конца. На моей спине навьючено восемьдесят фунтов мощнейшей взрывчатки. Огонек в лампе проводника едва теплится и вот-вот погаснет. Наступит тьма. И из мертвого туннеля на нас бросятся десятки миллионов обитающих в подземном Манхэттене призраков». Эту ужасную картину я представил настолько четко, что невольно содрогнулся.

Воздух в туннеле заметно посвежел. Во мраке я мог различить лишь поблескивающие глаза своих спутников. Особенно ярко сверкали зеленые глаза шагающей следом за мной Марни. Они чем-то напоминали висящие во тьме стеклянные шарики.

Взрывчатка давила мне на спину. Между лопатками возник безумный зуд. Мне страшно хотелось почесаться, но я не мог. Думаю, неожиданная чесотка явилась результатом чересчур разыгравшегося воображения. Мне страшно хотелось, чтобы хоть кто-нибудь заговорил. Или засвистел. Или принялся бы мычать какую-нибудь идиотскую мелодию. Но нет. Мы шествовали в гробовом молчании, и темнота давила на меня ничуть не меньше, чем эти проклятые восемьдесят фунтов взрывчатки.

«Добро пожаловать в ад, — сказал я себе. — Добро пожаловать в ад».

Подземное путешествие все же подошло к концу. Рядом с грудой ржавья, бывшего в свое время транспортером, подававшим уголь на поверхность, находилась металлическая лестница. Мы с трудом по ней вскарабкались. Восемьдесят фунтов взрывчатки уже весили не менее тонны. Ноги у меня подгибались, но я тем не менее выбрался на верхнюю площадку и, с трудом проковыляв через открытую дверь, оказался, судя по обстановке, на угольном дворе. Штабеля дров громоздились рядом с кучами угля. Двигаясь по возможности скрытно, наш отряд пересек двор и приблизился к небольшой двери в стене. Первым туда прошел наш проводник. Убедившись, что все тихо, он знаком предложил следовать за ним. Нетерпеливая Марни снова задержалась, чтобы подогнать отстающих.

Теперь передо мной открылся совсем иной Нью-Йорк. Здания здесь были приземистыми и сильно обшарпанными. Среди одноэтажных развалюх встречались двухэтажные дома и даже многоквартирные сооружения в пять этажей. Улица больше всего напоминала ряд гнилых зубов.

Свет луны позволил мне рассмотреть еще кое-какие детали. На свободных участках земли, которые, видимо, когда-то были скверами и бульварами, разместились промышленные зоны. Невысокие кирпичные здания стояли бок о бок. Из многочисленных печных труб валил дым, а из зданий доносились жужжание, скрежет, звук ударов металла о металл и визг металлорежущих станков.

— Работает ночная смена, — негромко пояснил Сэм. — Торренс желает, чтобы его рабочая сила трудилась круглые сутки… да, мэм, иду, — закончил он, когда рука. Марни толкнула его в нужном направлении.

И здесь царили кошмары. Уличные фонари заливали пространство зловещим желтым светом. В окнах домов я видел движение людей, но в самих жилищах, как ни странно, электрическое освещение скорее всего отсутствовало. Я проходил мимо церквей, превращенных в фабрики. В этих некогда тихих прибежищах души теперь грохотали паровые молоты. Автомобилей почти не было. Мужчины, женщины и дети спешили по делам, сгибаясь под тяжестью разнообразных грузов. Это были туши животных, связки дров, свинцовые трубы, железный лом, старые автомобильные покрышки. Тут и там участки улицы были отгорожены, и в этих загонах блеяли козы и овцы, кудахтали многочисленные куры.

Мы шагали торопливо, несмотря на то что никто не бросал на наш странный отряд любопытствующих взглядов. Глаза у обитателей здешних мест были какими-то потухшими. То ли от чрезмерной работы, то ли от голода, то ли от наркотиков, а может — от первого, второго и третьего одновременно.

Я почти остановился, увидев ребенка, сгорбившегося под непосильной тяжестью груза. При виде малыша мне стало плохо. Его лицо являло унылую маску, искаженную гримасой боли. Почувствовав в тот же миг сильный толчок в спину, я двинулся дальше.

Я шагал мимо отвратительного вида зданий, в чревах которых трудились сапожники, слесари, кузнецы, ткачи, бочары, плотники и, судя по отвратительному запаху кипящего животного сала, мыловары. Ноги то и дело скользили в каких-то отбросах, определить состав которых я просто не решался.

Наконец мы добрались до глухого проулка. В одном из домов кто-то играл на саксофоне, и музыкант, как мне казалось, сошел с ума. Импровизированная мелодия то пела на самых высоких нотах, то резко падала вниз. Музыка каким-то непостижимым образом все время оставалась лиричной, хотя отчасти напоминала какофонию.