— Сюда, сэр! — выкрикнул морпех. — Прошу вас, скорее!
Даже на таком расстоянии было видно, что его лицо стало каким-то неестественно красным. И в этот момент я понял, что морской пехотинец просто залился краской смущения, или вернее — стыда.
Мы миновали уже половину просторного вестибюля, когда Гэбриэл вдруг остановился и пробормотал:
— Не нравится мне все это… здесь явно что-то не то…
Мы прошли еще несколько шагов — и с сержантом морской пехоты произошло нечто странное: ни с того ни с сего он вдруг отшатнулся. Уже исчезая в дверном проеме, он успел сдавлено выкрикнуть:
— Простите меня, я не хотел…
Он еще не успел скрыться с глаз, как его место заняла дюжина людей в черных мундирах. Ни слова не говоря, гвардейцы направили на нас стволы автоматов.
Мы, в свою очередь, взяли на прицел их.
Из-за линии солдат Торренса выступил человек, с которым я уже встречался. Это был Рори Мастерфилд — остролицый и остроносый парень, плывший вместе со мной на пароходе в Нью-Йорк. На Рори были белая рубашка с открытым воротником и самые обычные цивильные брюки.
Он поднял руки, продемонстрировав, что не имеет при себе оружия, и произнес:
— Керрис, попроси своих друзей опустить оружие.
— Нет.
— А ты все-таки попроси. Зачем вам всем погибать без толку?
— Мы намерены отсюда уйти! — выкрикнула Керрис. — Прикажи своим людям очистить дорогу!
— Вам не удастся пройти через эту дверь. На улице поджидают сотни наших солдат.
— Вы не посмеете стрелять.
— Неужели?
— Да, не посмеете, поскольку не рискнете навредить Кристине. Она для Торренса — главная ценность.
— Итак, наши переговоры зашли в тупик? — спросил он и снова поднял руки.
Я расценил этот жест как сигнал и огляделся в поисках затаившихся снайперов. Электрики, видимо, уже начали менять разбитые в ходе вчерашнего сражения люстры, и с потолка прямо над нашими головами свисали провода для временного освещения.