Ночь триффидов

Но на кончиках проводов находились вовсе не лампы. На тонких, почти незаметных проволочках висели предметы, весьма похожие на свечи.

Сэм тоже заметил эту странность и вынул из-за пояса гранату. Последнее, что я запомнил, был черный ствол моего автомата, направленный на стоящих в дверном проеме гвардейцев.

Затем мне показалось, что на меня рухнул весь Эмпайр-Стейтс-Билдинг.

Первое, что я припомнил, когда ко мне вернулись рудименты сознания, был потолок с гирляндами свисающих проводов. Теперь я понял, что странные предметы на проволоке были не свечи, а динамитные патроны.

Самого взрыва я не слышал. По крайней мере — не помнил, что слышал, и это, наверное, было еще одним результатом испытанного потрясения. Взрыва я не слышал, но эффект был налицо. Открыв глаза, я увидел лишь расплывчатые очертания мельтешащих у моей головы солдатских ботинок. Видел я плохо, а слышать не мог совсем. Казалось, уши законопачены ватой. Что же касается неприятного покалывания на лице, то его я, напротив, ощущал вполне отчетливо.

Пребывание в горизонтальном положении мне нравилось, поскольку мир вокруг медленно вращался. Я решил некоторое время полежать, но намерению этому не суждено было сбыться. Чьи-то руки грубо схватили меня за одежду и рывком поставили на ноги. От неожиданности я заморгал, и зрение несколько прояснилось. Справа от меня стоял Гэбриэл Дидс. У него из носа ручьем лилась кровь, а один глаз утонул в гигантской опухоли.

Я бросил взгляд влево. Там стояла Керрис, бледная как полотно. Ко мне вернулся слух. Шум в вестибюле сопровождался каким-то странным звоном. Лишь по прошествии нескольких секунд до меня дошло, что источник звона находится где-то в глубинах моей головы. За моей спиной стоял Сэм Даймс. Его лицо от взрыва стало черным. Рядом с ним были и остальные: Кристина, Марни, морской пехотинец и пара наших тайных агентов из медперсонала.

Вокруг топтались пребывающие в состоянии восторженного возбуждения гвардейцы Торренса. Среди них своим спокойствием выделялся Рори Мастерфилд. Он взирал на меня с таким выражением, которое иным словом, кроме как «презрительное», охарактеризовать было невозможно.

Я поморщился, поскольку зуд вокруг глаз усилился. Не исключено, что мне досталось от взрыва больше, чем остальным. Что же, за высокий рост иногда приходится расплачиваться. Впрочем, Гэбриэл, судя по виду, тоже пострадал изрядно. Как бы то ни было, но ожоги все больше и больше давали о себе знать.

Один гвардеец схватил меня за руки, второй тщательно обыскал в поисках оружия, которое я мог припрятать в рукаве, на теле или в ботинке.

Подручные Торренса ничего не нашли, и один из них удовлетворенно крикнул:

— Все в порядке. Пленные опасности не представляют.

В ряду черных мундиров прямо передо мной образовалась брешь, и из этой бреши шагнул весьма рослый человек. Я снова увидел волевой подбородок, решительное лицо и два разноцветных глаза: один зеленый, другой желтый. Босс, казалось, был страшно собой доволен. Торренс внимательно вглядывался в мое лицо с таким видом, словно перед ним не рядовой пленник, а античное сокровище, за которым он долго и безуспешно охотился.

— Да, — произнес он после довольно продолжительного созерцания, — вы поразительно похожи на папеньку, Мэйсен. Довольно скоро я смогу вернуть Биллу Мэйсену должок вот за это. — Он показал на свой напоминающий яичный желток глаз. — Поверьте, — улыбнулся Торренс, — я возвращу вашему семейству долг с процентами. Как поживает ваша матушка Джозелла Плэйтон?

Я лишь крепче сжал губы.

— Впрочем, теперь ее, видимо, зовут Джозелла Мэйсен, верно? — Он снова улыбнулся и, приблизив свое лицо ко мне так близко, что его желтый глаз оказался напротив моих, продолжил: — Я с нетерпением жду нашей встречи. Знаете, что только что пришло мне в голову? Ведь Джозелла еще не очень стара? Впрочем, полагаю, она уже не так молода, чтобы зачать естественным способом. Однако почему бы ей не выступить в качестве «хозяйки» для одной из яйцеклеток Кристины?

Не дожидаясь ответа, Торренс с явным самодовольством обратил свое внимание на другую часть добычи. Откровенно говоря, у него имелись все основания гордиться собой. Во-первых, он ухитрился с помощью морского пехотинца выманить нас в вестибюль. Во-вторых, его люди проявили величайшее мастерство, прикрепив динамит к потолку так, что взрыв не убивал, а всего лишь оглушал врага. Нельзя было, конечно, исключать, что мы получим более серьезные ранения, но Торренс сознательно пошел на риск. Он рассчитывал на то, что находящиеся в теле Кристины яйцеклетки в любом случае не пострадают, а его хирурги смогут их очень быстро извлечь. Успех Торренса, по правде говоря, меня не очень удивил, поскольку отец утверждал, что этот тип обладал незаурядными организаторскими способностями, хотя и применял их всегда во зло. С тех пор Торренс, видимо, еще больше развил свои таланты. Ему не только удалась операция по захвату меня и Кристины, он преуспел и в очистке города от триффидов. За ночь он поднял на ноги все истребительные отряды, и я видел через окно, как бронированные бульдозеры сгребают то, что осталось от гигантских растений-убийц. Сгребали они в основном золу и уголья, и я без труда представил, какое море огня бушевало ночью на улицах Нью-Йорка. Торренсу удалось — правда, не без труда, — справиться с вторжением как людей, так и триффидов. Манхэттен снова оказался под его железной пятой.

Одноглазый негодяй задержался, чтобы получше рассмотреть своих дочерей. Первым делом он изучил Марни, уделив особое внимание шраму на ее лице, а затем обратил внимание на Керрис.

— Знаете, — сказал он, — я полагаю, вы и в самом деле однояйцевые близнецы. Правда, теперь вы не во всем похожи друг на друга. Мастерфилд! — бросил он через плечо.

— Слушаю, сэр.