Из остальных пассажиров вагона кто смотрел в окно, любуясь огромными снежными шапками деревьев, кто читал какую-нибудь газету, кто же разгадывал, – такой был только один, – какой-то кроссворд. Абсолютно ничем не были заняты только двое, если не считать занятием то, что они сидели на своих местах. Они не дремали, не смотрели в окно, ничего не читали и даже между собой не разговаривали. Угрюмо сложив на коленях руки и опустив головы, они были с самого начала пути неподвижны и безмолвны. И только если посмотреть на их лица, что называется, вплотную, можно было увидеть, что совсем ничего не делающими их всё-таки назвать было нельзя. Потому что обе они, – эти двое пассажиров были женщиной и девочкой, – беззвучно плакали. Глаза каждой из них были полны слёз, хотя последние почти и не катились по их уже не первый сутки, это было видно, не видевшим никакой косметики щекам.
Ни Оксане, ни её маме, – читатель уже наверняка их узнал, – совершенно не было дела до того, кто и как в те мгновения на них бы там посмотрел. Как не было никакого дела вообще ни до чего вокруг. Перед глазами стояло только одно: их общее горе, – перестало биться сердце их папы и мужа. Только огромное общее горе, которое, не давая подумать совершенно ни о чём другом, занимало в их рассудках всё до последнего уголка, сжимало железными тисками сердца, не позволяло нормально дышать, не говоря уж о том, чтобы хоть сколько-нибудь унять переполнявшие глаза слёзы.
Страшная потеря, совсем недавно, во время трагедии на даче, расколовшая весь мир на две половины: «до» и «после», всё стояла жутким кошмаром и стояла перед глазами мамы и дочери, никак не давая немилосердно гложущей их сердца боли хоть немного уняться. Горечь непоправимой утраты едва не сводила с ума, захлёстывая разум и тело безвыходным отчаянием.
То и дело вспоминалось уже мёртвое, – такое родное, хоть маска смерти и сделала его невыносимо холодным! – папино лицо, на которое они обе смотрели до самого того момента, когда санитары накрыли его белой простынёй. Его уже подёрнутые кое-где сединой жёсткие непослушные волосы, никак не хотевшие аккуратно улечься, словно не желая смириться с тем, что их хозяин теперь мёртв. Его такие добрые и ласковые при жизни руки, которые те самые санитары уложили на носилках вдоль папиного тела…
Никому из них двоих тогда совсем не думалось об убившей папу старухе. Теперь она была по-настоящему мертва, и вспоминать о ней уже никакой нужды не было. Не говоря уж о том, заслуживала ли она вообще хоть немного, чтобы о ней вспоминали… Разве что в таком ракурсе: а была ли она теперь действительно и, самое главное, безвозвратно, мертва? Бесспорно, Оксанка на даче игрой той её убила, но ведь оставалась же сама игра! Выложенная неизвестно кем, непонятно как и зачем, в интернет.
Так что о том, не вернётся ли к ним спустя какое-то время «ожившая» мёртвая старуха снова, им всё же подумать бы стоило…
___________________
Сноски:
1 Название журнала – «Бактерии моды» – вымышлено автором и никак не связано с чем бы то ни было вне его произведений. Все совпадения случайны (прим. авт.);
2 Название кладбища – «Скорбная тишина» – вымышлено автором и никак не связано с чем бы то ни было вне его произведений. Все совпадения случайны (прим. авт.);
3 Пээм (жарг.) – пистолет Макарова (прим. авт.);
4 Калаш (жарг.) – автомат Калашникова (прим. авт.).
Другие книги Сергея Зюзина
из всё той же серии
– продолжение бросающих в дрожь кошмаров с участием полюбившейся нам Оксанки, «скучать» в которых ей теперь не даёт не только её умершая год назад бабуля.
…Стремясь раздосадовать Оксанку, вредный и бессовестный Жорик, её двоюродный брат, с которым полюбившейся читателю героине теперь приходилось делить свою комнату, завладевает ноутбуком Оксаниной мамы и видит в последнем какую-то странную игру… Кошмар, это оказалась та самая игра, что «оживила» год назад его и Оксанкину бабушку! И надо же было так далеко зайти его вредности, чтобы он нажал там зловещую и очень страшную кнопку «Оживить»!
ebooksa