— Что происходит, Саша?
Александр немного уменьшил тягу двигателей, карие глаза глянули на меня взглядом опытного наставника.
— Всё же придётся, профессор, навестить вашего Санчеса.
Я отпрянул. Они действительно сумасшедшие. Соваться в логово зверя верх глупости. Это больше смахивает на самоубийство. Зачем куда-то идти, проще прикончить себя здесь, и не лезть в президентский бункер.
— Давай, Саша медленно, — в голосе Семёна чувствовались металлические нотки, — Под реактором два технических уровня, система очистки воды, регенераторы воздуха.
Командирский дисплей выдал сплошь зелёную картинку, на которой с трудом угадывались озвученные Сеней объекты. Я силился понять, где среди хаоса линий и маркеров прячутся загадочные регенераторы и неведомые рукотворные озёра.
Мозг упрямо рисовал: пещерные гроты со свисающими с потолка сталактитами, живописные окаймлённые столбами сталагмитов озерца, толстого распухшего Санчеса беззаботно барахтающегося в прозрачной воде.
— Не витайте в облаках, док, держитесь.
Я впился побитыми пальцами в металлический поручень, напряг мышцы. Почему я здесь? На кой чёрт мне эта головная боль? Жил бы себе и жил. Или бывшему преподавателю больше всех надо? Я зло мотнул головой, треснулся виском о стену.
А кем я собственно был до этого? Никем. Винтиком в чьей-то дьявольской игре.
Жил, платил налоги, думал, как хотели власть предержащие. При всей кажущейся свободе, я всегда был рабом. Боялся потерять, что имел: репутацию, положение, имя. Как это всё смехотворно — глупость, возведённая в абсолют. Родные — вот что ценно. Но их сгубили, отняли подлые крысы, прячущиеся теперь за многометровыми бетонными стенами. Видимо проведению было угодно, чтобы я оказался здесь, подложил ежа в штаны банде вероломных убийц, отомстил за тех, кого любил и потерял.
«Крот» едва заметно дрогнул, прогрызая двадцатиметровый слой железобетона.
Чудовищная температура головного термопреобразователя не оставляла шанса многофутовым стенам последнего пристанища американской элиты. Подохнуть.
Санчес и его подручные другого не заслуживают. Могут, конечно, смыться, но…
Я поднялся.
— А вдруг улизнут?
Мой вопрос не особо смутил русских. Семён вперился в меня озлобленными голубыми глазами, словно жалея, что не пристрелил умника накануне.
— Могут, мать их!
Огромный кулак саданул по пластиковой панели, та затрещала, выдав облачко пыли.
— Наш план основывался на внезапности. Тихо подойти, подложить заряд, тихо убраться. Мерикашки так бы и не поняли, почему уже на том свете.