Метро 2039. Приключения сумасшедшего

22
18
20
22
24
26
28
30

— Идём!

Мы трое пошли к угловой двери, Миша лёг на трубы сунул чёрный предмет куда-то под них.

— Сюрприз вам детишки!

Он заржал, а я так и не понял, причём здесь дети и к тому же чьи. Нет, родиться в России — это одно, здесь — другое. Я как пятилетний ребёнок — только выучился говорить, но жизненного опыта — ни какого. Быть русским — это, прежде всего, мыслить на этом удивительном языке, помнить своих предков, любить родную землю.

Дверь за нами тихо хлопнула. Несколько мгновений мы стояли неподвижно, будто опасаясь спугнуть молчаливую невозмутимость очередного коридора. Казалось бы, навстречу должны ринуться орды телохранителей Санчеса, изрубить нас в капусту, но вместо этого: очередной ухоженный переход, трубы на стенах, разноцветные кабеля под ними.

— Миша, камера, Саша осмотрись, — шепот Семёна казался голосом потустороннего мира. Я невольно поёжился, хотя лицо взмокло. Русские действительно пришельцы из преисподней. Не той где варятся в закопчённых котлах нарушители закона божьего, а гости чуждой американской реальности, превратившей цветущую страну в пустыню. Я с восхищением глянул на Михаила, сворачивающего шею очередной камере. Чем не чёртушка: грязный, злой, но дьявольски смелый.

— Пошли, док.

Меня потащили за рукав, канистра больно ударила по коленке. День назад я наверно, если б не разрыдался, так точно бы послал всех куда подальше. Так неуважительно обращаться с человеком, имеющим учёную степень. Взгляд сам собой упёрся в недоумённое лицо Миши, мысли скомкались. К чёрту этикет. На вражеской территории разводить церемонии всё равно, что просить разрешения у врагов их прикончить.

Мы быстро пробежали ещё метров сто, свернули налево, поднялись по лестнице куда-то вверх. В паре мест Миша оставил мигающие гостинцы, каждый раз, не забывая ехидно комментировать свои действия. Юмор казался мне плоским, но утверждать авторитетно я бы остерёгся. Другая страна, другая общность, другие люди. Возможно, русские тоже думают подобным образом, во всяком случае, частенько мои действия вызывают у них улыбку.

— Приготовьтесь, док, и отойдите, — главный по-армейски чётко проверил свой калаш, сверился с маленьким устройством, напоминающим автомобильный навигатор. Очередная дверь с уже свёрнутой камерой над косяком, неброская табличка справа. Взгляд невольно заскользил по зелёной надписи, мозг тут же выдал русский вариант.

— Сектор четыре. Реакторный зал.

Под буквами красовался нечёткий трафарет: чёрный автомат, перечёркнутый красной полосой.

— С оружием нельзя.

Я, было, хотел ещё что-то добавить, но смех троицы заткнул мне рот. Грязный сапог Сени саданул дверь чуть пониже замка, продолговатое стекло зазвенело, осколки посыпались на пол. Второй удар вынес мощную с виду преграду. Дверь слетела с петель, рухнула внутрь помещения.

— Правда!

Русский уверенно по-хозяйски ворвался внутрь, нажал на курок. Звук выстрелов резанул по ушам, я невольно съёжился. Пару мгновений спустя стрелял уже Саша, поливая из своего пулемёта персонал, сгрудившийся в небольшом секторе, огороженный стеклянными панелями.

— Что сукины дети, не ждали!

Огромные стёкла рассыпались в мелкую крошку, фигуры в белых халатах метнулись в стороны. Зная русских, шансов у операторов никаких. Я заметил, как на спине одного из бедолаг расцвели красные розочки, человек взмахнул руками, растянулся на пульте управления. Кровь потекла между рядов кнопок, закапала на белый пол.

— Ложись!

Меня повалили, прижали голову щекой к кафелю. Помещение дрогнуло, нас обдало мелкой пылью. Что-то тяжёлое просвистело около уха, садануло с силой о стену. Я чувствовал, как падают на спину кусочки какой-то дряни, закрыл от страха глаза. Не думал, что окажусь на войне. В фильмах это выглядело иначе. Бомбить какого-нибудь зарвавшегося диктатора это одно, другое — когда сам смотришь в лицо противника.