Комната кукол

22
18
20
22
24
26
28
30

Он ушел, оставив меня наедине с Бланш. И с Аланом? Я не видела его. И не спрашивала.

Я еще никогда не видела Вайолет такой подавленной. Она сидела на диване, и ее лиловое платье показалось мне траурным – я раньше не замечала, как силен в нем оттенок серого. Может быть, все дело было в улыбке Вайолет. Сегодня она не улыбалась. И ничего не говорила. Ни слова. Она сидела на диване, как на троне, застывшая, напряженная, с прямой спиной, руки сложены на коленях. И смотрела на меня. В этом взгляде не было никаких эмоций, и я не знала, что сейчас творится у нее в голове. Феи бессмертны – так не делает ли это смерть одной из них еще страшнее? Мне было слишком мало о них известно, и сейчас не время спрашивать.

Вайолет не упрекала меня, как и Руфус. Да и зачем? Мне хватало собственных упреков. Молчание волнами расходилось в воздухе, тяжелое, свинцовое, оно не давало дышать, но я не решалась показать свою скорбь, ведь и Руфус, и Вайолет, знавшие Бланш куда дольше меня, сохраняли невозмутимый вид. От этого феи казались еще страшнее – и мне было их жаль. Но я не могла поверить в то, что они не чувствуют горя. Скорее, они не могут его проявить. И пусть Вайолет не пролила ни слезинки, пусть ее лицо окаменело, я знала, что она скорбит по Бланш. Но не я должна была утешать ее. То, что я совершила, непростительно, и мне нечего было сказать.

– Нельзя было приводить ее сюда первой. Из всех фей она должна была прийти последней, когда ей тут ничего бы не грозило, – в какой-то момент сказал Руфус, не обращаясь ни к одной из нас и точно разговаривая с воздухом. – Но она так захотела. Это было ее собственное решение.

И он опять замолчал.

На столе не было ни чая, ни сладостей, ничего, чем можно было бы занять руки или набить рот, чтобы найти причину молчать. Мы сидели в Утренней комнате, но сегодня шторы были задернуты, и я впервые заметила, что и в этой комнате может быть темно, как в Комнате кукол, даже когда горели свечи. Именно это я и чувствовала – как и Вайолет, я подозреваю! – будто меня лишили солнца. Руфус же скорее злился, чем горевал. Злился на самого себя.

– Она знала, на что способны куклы. Мы все это знали после того, что случилось с Лавандой.

Я прищурилась, не зная, задавать вопрос или нет, но, когда Руфус умолк, все-таки решилась:

– Мисс Лаванда тоже умерла из-за кукол? Я думала, она сама собрала эту коллекцию.

– Думать – не твоя забота, – отрезал Руфус. – Да, куклы убили Лаванду. Она не знала, сколь разрушительная сила сокрыта в них. Лаванда создала кукол, когда души были еще совсем юными и слабыми, и никто не подозревал, что из них выйдет. Лаванда собирала души, Лаванда создавала кукол – и умерла от них.

Я кивнула. Я была рада, что узнала это, но в то же время злилась, что Руфус подпустил меня к куклам, ни о чем не предупредив. Вдруг бы они убили и меня тоже? Впрочем, Молинье не пожалели бы меня – я ведь даже не была Истинной феей. Они просто отыскали бы очередную сироту, наделенную таким же даром… Но сейчас было не время злиться. Или спорить. Я думала о Бланш, ее восторженности, ее улыбке, ее напористости. Она так недолго пожила здесь и все же изменила Холлихок намного больше, чем я. В мире так много людей, и когда кто-то умирает, разница почти незаметна. Но сколько существует фей? Погибшая фея оставляет рваную рану в сердце мира, и ни одному человеку не под силу ее залатать. Но… под силу ли это другой фее?

Я не могла выбросить из головы слова Бланш о феях и их даре исцеления. Если бы я приняла другое решение, когда Руфус предложил мне стать настоящей феей, сумела бы я исцелить души в их коконах до того, как они убили Бланш? Может быть, в этом и состоит моя вина? Бланш хотела пробраться в эту комнату, и я ничего не могла с этим поделать. Рано или поздно ее очередная попытка увенчалась бы успехом. Хитростью, настойчивостью, даже чарами она ничего не добилась – но в конце концов ей хватило одного забытого в замке ключа…

Впрочем, если бы не ключ, она нашла бы другой способ. Бланш, влекомая собственной и притом такой чуждой душой, хотела войти в Комнату кукол – и ничто бы ее не удержало, никто бы не удержал. Вот если бы куклы оказались безобидными… Если бы я не спрятала их именно там, где они могли привлечь внимание Бланш… Да, это моя вина. И мне придется с этим жить. Я так долго носила свою невинность, как платье, украденное у незнакомца… Теперь же мне стало все равно. Всего за два дня я совершила два убийства. Пришло время хоть раз в жизни поступить правильно. Подумать не только о себе, о своих желаниях, но и о том, что нужно сделать. О добре.

– Пожалуйста, можно мне задать вопрос? – Я не смотрела на фей, точно обращалась к воздуху, как обычно делал Руфус.

Воздух мне не ответил. Но и возражать не стал.

– Бланш сказала, что феи обладают силой исцеления. Значит ли это, что, став феей, я смогу спасти эти души? И не только при помощи пламени?

Руфус уставился на меня.

– Теперь ты раздумываешь над этим? Почему ты изменила свое мнение? Ты полагаешь, что сможешь занять ее место? Носить ее платья, спать в ее кровати? Вперед, никто тебе не мешает. Если хочешь заполучить ее комнату, она твоя.

У меня на глазах выступили слезы – от возмущения и горя.

– Я не об этом, – холодно ответила я. – Мне очень жаль, что такое случилось. И я не хочу, чтобы такое произошло с кем-то еще. Я знаю, что я упрямилась в этом вопросе. Стояла на своем до последнего. Но если бы теперь я захотела стать настоящей феей…