После этих слов Екатерина расплакалась и вылетела из моей палаты. Такое себе ощущение. Твою мать. Какого хрена она вообще приходила? Вот не сиделось ей дома.
Хотя, мне почему-то казалось, что у нее в голове немного побольше мозгов. Как можно сомневаться в том, что я говорю правду? Понятное дело, что я ей не отец и не родной брат, но мозги тоже ведь иногда включать нужно.
— Салтыкова карамба! — сообщил мне Тосик, заканчивая со своим апельсиновым соком.
— И не говори, — не стал я спорить с плюшевым. — Каждый раз удивляюсь, как в тебя столько жидкостей всяких помещается?
— Карамба, — ответил он. По-видимому, это должно было мне все объяснить.
В этот момент дверь в палату открылась, и я вновь увидел своего охранника.
— Владимир Михайлович, там к вам опять пришли, —сообщил он.
— Только не говорит, что снова барышня.
— Ну да. Только та черненькая была, а это рыжая, — широко улыбнулся он. — Приглашать?
В ответ я лишь махнул рукой. Вскоре в палату впорхнула Василиса, которая, в отличие от Салтыковой, пребывала в отличном расположении духа.
— Соколов, ну к тебе прямо как в гости к Николаю Александровичу Романову: повсюду охрана, обыскивали два раза, — она подошла к кровати, наклонилась и поцеловала меня. — Неужели все так плохо?
— Хорошего мало, но больше Верховцев перестраховывается, — ответил я.
— Держи, плюшевый, это тебе, — девушка протянула Тосику пакетик карамелек.
— Соловьева карамба! — ответил он, затем разорвал упаковку и засыпал себе в рот сразу половину пакетика.
Кому точно хорошо, так это плюшевому — кто бы ни пришел, все равно хоть что-нибудь вкусненькое, а перепадет.
— Как ты? Я разговаривала с врачом, говорит, что все хорошо. Но пару дней за тобой нужно будет понаблюдать. Что не так?
— Понятия не имею. Чувствую я себя хорошо. Ну, правда, плечо немного тянет, но это не повод в больнице лежать.
— Им виднее, — сказала Василиса, затем села рядом со мной и зачем-то пощупала мой лоб. — Нормально. Мне кажется жить будешь.
— Я в этом даже уверен.
Она некоторое время смотрела на меня с улыбкой, а затем вздохнула: