Офелия не знала, как его благодарить. Этот мальчик вернул ей бодрость духа.
– Спасибо вам, месье?..
– Амбруаз. Только, пожалуйста, без «месье»,
– А я Оф… Евлалия. Спасибо, Амбруаз!
– Удачи вам, Евлалия, и…
Он явно хотел добавить еще что-то, но смолчал. Офелия побежала прямо через площадь, запруженную транспортом, под возмущенные звонки велосипедистов и рикш, но все-таки, не удержавшись, посмотрела назад: ее мучило ощущение, что она упустила нечто важное. И поняла, чтó именно, увидев, как Амбруаз пытается привести в движение свое кресло.
Кресло было инвалидным. И одно из его колес застряло между булыжниками мостовой.
Офелия кинулась обратно, вызвав новую бурю негодования водителей, и налегла всем телом на спинку кресла, чтобы высвободить колесо. Амбруаз удивленно взглянул на нее: он думал, что девушка уже далеко.
– Просто смешно, – сказал он со смущенной улыбкой, – всякий раз я тут застреваю. Вот из-за этого я никогда не стану хорошим таксвистом.
– Таксвистом?
– Да,
Офелия ограничилась неопределенным кивком, и Амбруаз снова удивленно посмотрел на нее.
– Я помог вам, а вы помогли мне. Теперь мы друзья.
Это заявление прозвучало так искренне, что Офелия не раздумывая пожала протянутую руку юноши. Вот тут-то она и поняла, в чем крылась главная странность: его правая рука находилась слева, а левая – справа. И судя по тому, куда смотрели носки его туфель без задников, с ногами дело обстояло точно так же. Офелия никогда еще не видела такой необычной аномалии, как будто Амбруаз тоже ухитрился когда-то застрять в зеркале.
– Если я устрою вас в качестве таксвиста,
Он повернул какую-то рукоятку, и за спинкой его кресла со скрежетом выдвинулась узкая скамеечка; Офелия неловко уселась на нее и чуть не упала, когда Амбруаз отпустил тормоз и «экипаж» рванулся вперед. Тряска была такая, что девушка ощущала под собой каждый встречный булыжник. Ей приходилось несколько раз покидать свое место, чтобы вызволить колеса, застревавшие между камнями. Большой зонт, плохо прикрепленный к спинке кресла, раскачивался под порывами ветра; его скрип заглушал мягкий голос Амбруаза, который что-то рассказывал, пытаясь развлечь свою пассажирку. Словом, поездка оказалась не очень-то комфортной, но Офелия забыла обо всех неудобствах в тот миг, когда кресло въехало на мост и Амбруаз указал ей своей «перевернутой» рукой на здание вдали.
Под бездонным небосводом высилась, пронзая море облаков, гигантская башня в виде спирали, увенчанная стеклянным куполом; она располагалась на ковчеге-спутнике, таком крошечном, что один ее бок висел над пустотой. Однако архитектурное равновесие было соблюдено настолько искусно, что это сооружение, вопреки всему, выглядело незыблемым.
– Это и есть Мемориал Вавилона, наше самое древнее здание, – объявил Амбруаз. – Его возвели еще до Раскола, но от той постройки осталась только половина. Ходят слухи, что там заключена коллективная память человечества.
«Память человечества», – повторила про себя Офелия. При мысли, что Торн, быть может, отправился именно туда, у нее гулко забилось сердце. Она перегнулась через спинку кресла, чтобы Амбруаз мог ее расслышать.
– Значит, только половина?