Офелия прислонилась к окну; трамаэро с металлическим скрежетом несся сквозь пустоту. Полет напомнил ей гонку воздушных саней, которые мчали ее в Небоград, но был еще более фантастическим.
Убедившись, что им не грозит падение, девушка успокоилась и стала разглядывать пассажиров, которые, видимо, давно привыкли к подобным перелетам и уделяли больше внимания своим книгам, чем пейзажу за окнами. Все они выглядели очень молодыми, очень серьезными, поглощенными чтением и не склонными к болтовне.
– Студенты, – шепнул ей Амбруаз. – Трамаэро сначала доставит их в наши пять академий и в Школу виртуозов и только потом остановится у Мемориала. Так что у нас полно времени… А известно ли вам, что в пустоте между ковчегами было предпринято множество изысканий? – неожиданно спросил он. – И выяснилось, что ни одно живое существо – ни человек, ни птица – не способно провести в этом пространстве больше нескольких часов, хотя там вполне достаточно кислорода. Чем дальше в него проникаешь, тем хуже себя чувствуешь. Мой отец однажды решил проделать такой опыт, надев скафандр своего изобретения. Ему хотелось сфотографировать Ядро Мира[8] – ну, знаете, то, где бушуют постоянные вихри. Он выдержал шесть часов тридцать девять минут и потом признался мне, что они были самыми тяжкими в его жизни. Как будто там действовала неведомая сила, которая выталкивала его прочь. Просто фантастика, не правда ли,
– Вот как? – вежливо отозвалась Офелия.
По правде говоря, ее куда больше занимала предстоящая встреча с безглавым солдатом, чем рассуждения Амбруаза.
– А кстати, известно ли вам, что ковчеги не подчиняются законам гравитации? Все небесные тела тяготеют друг к другу с той или иной силой в зависимости от их массы и расстояния между ними. Все – но только не ковчеги. Они сохраняют между собой постоянную дистанцию и вращаются в пространстве с одинаковой скоростью, в едином ритме, словно по-прежнему объединены в одно общее небесное тело. Ученые называют это явление планетарной памятью.
Офелия спросила себя: как ученые отнеслись бы к тому, что в расколе мира виновен злой гений апокалипсиса, заключенный в зеркале?
Амбруаз продолжал говорить за двоих и умолк лишь тогда, когда они прибыли на конечную станцию. Офелия запрокинула голову, и ей пришлось прикрыть очки ладонью от жгучего солнца, чтобы рассмотреть башню Мемориала. Ее гигантские размеры и ослепительно сверкавший стеклянный купол наводили на мысль о маяке, призванном озарять Вселенную. Крошечный ковчег, служивший основанием башни, казался смехотворно малым в сравнении с такой громадиной; какому безумному архитектору пришло в голову возвести над пустотой разрушенную некогда половину башни?! Сотни обезьян прыгали по лианам на ее стенах из грубого камня, которые то и дело исчезали в наплывающих облаках.
Офелия взошла на стилобат[9], и ее поглотила тень Мемориала. Статуя оказалась точно в том месте, которое было изображено на открытке, – перед широкими застекленными окнами у входа в башню.
– Вы именно ее искали? – спросил Амбруаз.
Девушка ответила не сразу. Теперь, когда она увидела статую вблизи, ей стало ясно, что та совсем не похожа на безглавого солдата из ее видéния. Да и вообще на солдата или просто человека – какой-то бесформенный идол, разъеденный эрозией и сплошь опутанный лианами, из-под которых выступал лишь носок железного кованого сапога, более гладкий и светлый, чем остальная фигура.
– Этот памятник можно считать общественным достоянием, не так ли?[10]
– Да,
Тень Мемориала отхлынула, как морская волна, солнце в небе начало клониться обратно к востоку. День уступил место прошедшей ночи, ночь обернулась вчерашним днем, и время взорвалось под пальцами Офелии. Это были уже не ее пальцы – а сотни, тысячи чужих пальцев, гладивших сапог статуи, день перед днем, год перед годом, век перед веком.
Чтобы найти удачу.
Чтобы преуспеть.
Чтобы исцелиться.
Чтобы посмеяться.
Чтобы возвыситься.
Чтобы выжить.