Память Вавилона

22
18
20
22
24
26
28
30

Устав предписывал Офелии, под страхом суровой кары, встать по стойке смирно, выпалить священную формулу приветствия «Знание служит миру и прогрессу!» и доложить свое имя.

Она не смогла сделать ровно ничего.

При виде Торна все ее мысли куда-то улетучились. Она судорожно вцепилась обеими руками в часы-компас – единственный надежный предмет, осязаемый, реальный.

Леди Септима поджала губы, истолковав молчание девушки как приступ неуместной робости.

– Курсант Евлалия вот уже пятьдесят дней проходит учебу во втором подразделении роты предвестников. Не слишком сообразительна, но ее руки вполне перспективны.

Офелия ее не слушала. Леди Септима больше не существовала для нее. Она видела одного лишь Торна, который по-прежнему стоял в углу кабины и, нахмурив брови, сосредоточенно изучал свой документ. Его светлые серебрящиеся волосы были тщательно зачесаны назад, длинное угловатое лицо безупречно выбрито. Рукава белоснежной рубашки ниже локтей скрывались под раструбами рабочих перчаток с вделанными в них циферблатами, датчиками и другими измерительными приборами. Но внимание девушки привлекла прежде всего эмблема на его груди, там, где сердце. Эмблема в виде солнечного диска.

Все это время она разыскивала беглеца. А нашла Лорда.

Офелия медленно попятилась, стараясь укрыться в самом темном углу холодного зала. И хотя неистовый гул крови мешал ей спокойно рассуждать, одно она понимала совершенно ясно: сейчас Торн поднимет голову, встретится с ней взглядом, и произойдет непоправимое.

– Мы слишком отстали от намеченного графика. Кончится тем, что Генеалогисты[34] потребуют от нас объяснений.

Торн произнес это на чистом вавилонском наречии, как истинный уроженец города, без всякого намека на северный акцент. И, однако, Офелия узнала бы его голос среди тысяч других. Низкий, вибрирующий, как звук контрабаса, с мрачной интонацией, он заполнил ее внутреннюю пустоту, взбудоражил все ее естество, сдавил горло, пресек дыхание.

Голос Торна… после почти трех лет молчания.

Офелия вздрогнула, когда он с сухим треском захлопнул свою папку.

– Кроме того, мне срочно понадобятся некроманты. В восточном полушарии Секретариума слишком повысились температура и уровень влажности. Если уж мы теряем персонал, то давайте постараемся хотя бы сохранить коллекции.

С этими словами Торн перенес внимание со своих графиков прямо на древний манускрипт, разложенный на пюпитре в центре зала, и направился в ту сторону. Каждый его шаг сопровождался тягостным скрипом. Только теперь Офелии бросилось в глаза то, чего она не заметила в первую минуту: один его сапог, от щиколотки до колена, был плотно охвачен стальным аппаратом, фиксирующим переломы. Та самая нога, которую ему раздробили во время тюремного заключения…

Робот.

Офелия редко чувствовала такой стыд за собственную глупость. Она поняла это слово буквально, тогда как оно было всего лишь дурацким прозвищем. Дурацким… но тем не менее очень метким. Торн с напряжением склонился над пюпитром, затем осторожно приподнял страницу рукописи, не снимая перчаток с защитными металлическими напалечниками.

– Ваша новая курсантка владеет древними языками?

Он обратился с вопросом к Леди Септиме, как будто главное заинтересованное лицо здесь отсутствовало. Эта мерзкая привычка, безумно раздражавшая Офелию во времена их помолвки, сейчас показалась ей спасительной.

– Она ими не владеет, sir. Но я полагаю, что она тем не менее способна принять эстафету от курсантки Медианы. Это анимистка. И вдобавок чтица.

«Ну вот и всё, – подумала Офелия; ее очки стремительно синели. – Сейчас он посмотрит на меня. И узнáет».