Во все Имперские. Том 2

22
18
20
22
24
26
28
30

Китайцев не было, потому что те были мертвы, Прыгунов отсутствовал по той же причине, графини дю Нор не было, потому что мы её не звали, как и Корень-Зрищина.

— И вас я тоже не звал, Чумновская, — заявил я, садясь за стол.

Чумновская как и всегда была в перчатках и масочке, тарелки перед девушкой были пустыми, она, видимо, уже поела, а я упустил свой шанс увидеть рожу Чумновской без маски.

— Всё в порядке, — успокоила меня Головина, — Её я позвала.

Чего? Головина совсем рамсы попутала.

Я откусил хлеба с маслом, тщательно прожевал, запил тархуном, и только потом объяснил:

— Головина, вы же не думаете, что вы здесь главная, я надеюсь? Кого и куда звать — решаю тут я.

— Это еще почему? — нахмурилась Головина.

— Потому что это я всё придумал, — пожал я плечами, дегустируя суп со спаржей, — Так что нечего разводить тут демократию. Уясните на будущее, Головина. Но раз уж Чумновская приперлась — пусть остаётся, чего уж там. А теперь к делу — что вы сказали Охранке?

— Ровным счетом ничего, — еще больше помрачнела Головина, но спорить со мной не стала, — Они у нас даже ничего и не спрашивали. Только заставили подписать показания, что Корень-Зрищин защищал Чудовище.

Остальные кивнули, Шаманов поддакнул:

— Ага, а про корону и…

Но Головина резко перебила его:

— Тихо! Не здесь!

Я огляделся, но повариха и одинокий парень в центре столовки были от нас далеко, они слышать нашего разговора точно не могли. А сидевшие в другом конце столовки дворянчики — не могли тем более.

— Вы о чём, Головина? — уставился я на девушку.

— Вот об этом, — Головина указала мне на дохлую муху на столе, — Охранка. Весь Лицей слушают после сегодняшнего, я уверена.

— Да кто слушает? — не въехал я, — Дохлые мухи служат в Охранке? Че-т я не вижу на этой мухе синего мундира…

— В Охранке служат члены рода Мухожуковых, — объяснил мне Пушкин, — А у них есть ученые мухи, способные передавать информацию хозяину. А конкретно эта муха, на которую показывает Головина, хоть и без погон, но была живая, пока я её не прихлопнул.

— И сколько тут еще вьется мух вокруг — сказать невозможно, — подтвердила Головина, — Как невозможно и сказать, прилетела ли эта муха на наш сладкий кисель или подслушать, о чём мы тут говорим.