Лесной Охотник

— Ты искушаешь судьбу, — предупредил он. И хотя его основной инструмент еще требовал некоторого отдыха, он все еще мог заставить ее сладостно стонать, кричать и сходить с ума от удовольствия с помощью рук, губ и языка.

Она опустила подбородок ему на грудь и посмотрела на него снизу вверх.

— Ты женат?

Уже через мгновение после того, как прозвучал этот вопрос, она прижала руку ко рту, а ее серые глаза округлились в испуге.

— О, Боже! Боже… я не хотела это спрашивать! Забудь об этом, ладно?

— Ладно, — отозвался Майкл. К тому же, подумал он, может, даже лучше, если она будет думать, что он женат?

— Это был глупый вопрос, — нахмурилась она после недолгой паузы и положила голову ему на плечо. — Глупый и простодушный.

— Разве быть любопытной — простодушно?

— Да, — она снова замолчала на некоторое время, и Майкл не стал нарушать тишину, слушая ее сердцебиение.

На обед они отправились в небольшое кафе после инцидента на Райхсаутобане, а затем Франциска привела его сюда, чтобы сделать фотографии. Примерно через полчаса позирования на фоне нацистского флага, закрепленного на стене, Майклу надоело слушать указания, когда двигаться, а когда замереть — особенно когда Франциска сбросила с себя одежду, но продолжала работать со своей камерой «Ляйка Штандарт», утверждая, что ей нужно еще несколько снимков.

— Когда война закончится, — тихо произнесла Франциска. — Мы поймем, что оно того стоило.

Майкл ничего не сказал в ответ.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Когда мусор неугодных членов общества будет вычищен, тогда Германия, наконец, займет свое законное место. Ты тоже это знаешь.

— Да, — пришлось сказать Майклу, потому что он понимал, что именно этого ответа она от него ждет.

— Я видела несколько эскизов для новых зданий. Берлин будет самым красивым городом в мире! Парки будут величественными. Райхсаутобан соединит собою каждый европейский город. Поезда снова начнут ходить, но они станут еще быстрее, чем раньше. А океанские лайнеры будут толпами возить сюда американских туристов. И скоро все будут передвигаться на своих собственных летающих автомобилях. Вот увидишь!

— Пока что меня интересует то, что будет происходить в ближайшие несколько месяцев.

— О, я тебя понимаю! — она перевернулась, чтобы видеть его лицо в тусклом, приглушенном свете. — Пока ты просто не видишь всей картины, но все же… все же скоро ты станешь ее неотъемлемой частью. Все хорошие немцы станут ее частью. Даже те, кто сражался и умер. Военные мемориалы будут предметом для зависти всего мира. Мы покажем всем, как выстояли против большевиков. Как мы стали прочной стеной, которую они не смогли пробить. Как выиграли битву с англичанами и американцами, которым тоже не хватило сил прорваться, — она кивнула, соглашаясь с собственными мыслями. — Если фюрер предрекает это, так оно и будет.

— Да, — согласился Майкл, уставившись в потолок, по которому шло множество трещин. Это здание внешне казалось незатронутым бомбардировками, однако здесь, внутри, ущерб от дальних взрывов был куда как более ощутимым. Трещины ползли вверх вдоль стен от подвала до чердака, ослабляя структуру, заставляя штукатурку отваливаться миллиметр за миллиметром, а гвозди выпадать из своих пазов.

— Хорст, ты доживешь до того, чтобы увидеть все это, — Франциска положила руку ему на грудь, под которой билось его русско-британское сердце. — Бог не позволит такому человеку, как ты, быть потерянным для будущего. Я вижу это ясно, как собственную душу.

Майкл издал какой-то невнятный звук, который должен был означать согласие, но у него не было окончательной уверенности, что так и было. Она потянулась, лежа на нем, и прислонила ухо к его груди, слушая, как мерно бьется сердце этого благородного зверя.