Лесной Охотник

22
18
20
22
24
26
28
30

Он взял вилку и провел борозду на белой скатерти.

В этом и есть ее работа, ее сила, напомнил он себе. И он готов был этой силе поддаться. Хотел сказать, что он должен быть убийцей, хотя больше всего на себе желает быть ее человеком. Желает начать все с чистого листа и рассказать ей всю свою историю. Рассказать о том, где родился и о том, как заново начинал жить. Рассказать о своей первой женщине и о своем пропавшем сыне. О мире, который был ему известен, и о мире, который он себе представлял. Он мечтал рассказать о том, как правдивы старые мифы о ликантропах. Он хотел бы, чтобы у него была возможность все это рассказать, а после — поднять взгляд, заглянуть в ее глаза и увидеть в них не страх, а любовь.

Но Майкл не сказал ничего из этого, потому что времени у него не было, а таблетка была в кармане. И если он действительно ее человек, то он не станет просить ее поддержки в этих тяготах — эту ношу он должен нести один.

— Все будет хорошо, — утешающе сказала она. — Вот увидишь.

Майкл кивнул.

Через несколько минут одна из других пар в зале — пожилая чета — встала и начала грациозно танцевать рядом с их столом под мелодичную игру скрипки, и Майкл, глядя в лицо Франциски, едва не умер от сердечной боли когда она улыбнулась добродушному старику, который придержал для жены стул и поцеловал ей руку, как истинный джентльмен.

После ресторана они отправились в музыкальный зал, где посещаемость была почти столь же скудной, однако темное пиво было хорошим, и трио гитариста, пианиста и барабанщика играло очень приятную музыку, развлекая немногочисленных гостей. Свет мерцал — но не для эффекта, а из-за перебоев в проводке, которую повредила одна из упавших на город бомб. Майкл попросил Франциску станцевать с ним медленный танец, во время которого он боролся с желанием прижать ее к себе слишком крепко и никогда не отпускать. И внезапно они поняли, что остались в зале одни, музыка закончилась, а заведение начало готовиться к закрытию.

— Подожди минуту, — сказал он ей, и под мерцающими огнями в тишине они протанцевали еще некоторое время под их собственную, им одним знакомую музыку.

Наконец, пришло время вернуться в гостиницу, обратно в номер 214, потому что больше им было некуда идти.

Бутылка «Моэта» стояла в ведерке со льдом на прикроватной тумбе, и два бокала с эмблемой гостиницы привлекли внимание Майкла, потому что под ними лежала записка. Майкл быстро взял ее и развернул:

Дорогой майор Йегер!

В знак признательности за вашу службу Рейху и по прекрасному поводу, о котором сообщил мне наш клерк Оскар, пожалуйста, примите эту бутылку с лучшими пожеланиями от нашей гостиницы и, пожалуйста, вспомните о «Гранд-Фредерик» в следующий раз, если вам понадобится помещение для торжества. Желаем вам долгой и счастливой жизни!

Искренне ваш,

Андриан Байерберген, управляющий.

— Что это? — Франциска обняла его сзади.

Он сложил записку.

— Счет, — криво улыбнулся он. — К сожалению, в этом мире нет ничего бесплатного.

— О, я бы не была так уверена в этом, — она поцеловала его и нежно потерлась о его щеку. — Я, к примеру, с тобой совершенно безвозмездно.

— Ты совершенство, — качнул головой он, затем повернулся к ней лицом, прикоснулся к ее подбородку и заглянул ей в глаза. Сердце, казалось, билось сильнее, чем двигатель «BMW 328». — Что я могу сделать для такого совершенство, как ты?

— Ну, — выдохнула она практически шепотом. — Для начала я хотела бы размять свой рот сочным, влажным и сладким… — она подняла бокал для шампанского и поднесла его к губам. — Напитком.