В этот момент мы все услышали стук копыт — на скалу ворвался, как вихрь, Шаманов на черном коне.
Акалу спешился, потом бросился к нам:
— Что же вы мне не сказали?
Шаманов явно гнал сюда на всех парах, так что и сам весь вспотел, не хуже своего коня.
А еще эскимос, видимо, забыл на радостях, что он со мной больше не разговаривает...
Теперь он вспомнил об этом и помрачнел.
На несколько секунд повисло тяжкое молчание, было только слышно, как завывает ветер, и как кряхтят новорожденные девочки.
— Ну и как мы их назовем? — поинтересовалась Тая, чтобы разрядить обстановку.
Я особо не раздумывал, решение пришло ко мне само:
— Старшую — Таней, в честь моей покойной сестры.
Я поглядел на Ладу, принцесса кивнула.
Потом я перевел взгляд на Шаманова:
— А младшую — Любой. В честь Любы Кровопийциной. Прости меня, Шаманов. Прости меня, пожалуйста. Я совершил ошибку. Мне не следовало убивать Любу. Я мог бы её спрятать, но... Я просто испугался, что князь Гечба прогонит нас отсюда. Я струсил и начал пороть горячку. Хотя вопрос можно было решить иначе. Это мой косяк. Знаю, ты не сможешь простить. Но мой долг — попросить прощения. Прости, друг.
Шаманов задумчиво посмотрел на меня. Его лицо исказилось болью, но потом он произнес:
— Ладно... Но не сейчас. Когда-нибудь я тебя прощу. Наверное. Когда найду в себе силы. Я любил её, Нагибин!
— Знаю.
Шаманов, конечно, не пожал мне руку. Никакого полноценного примирения не было. Но он теперь говорил со мной, это было уже что-то. Шаманов впервые заговорил со мной с момента смерти Любы...
— Теперь скорее в тепло, принцесса, — потребовали шаманки.
Они уже уводили мою жену вниз со скалы по горной тропе. Лада несла в руках Таню, а Любу отдала одной из шаманок.
Я взял за поводья коня Шаманова: