Во все Имперские. Том 12. Финал

22
18
20
22
24
26
28
30

Но эту мысль я тут же отверг. Она была просто бессмысленной. Этот Жидков знает, где я, и где мое поселение. Иначе бы он не писал про Сухум.

А если бы Либератор знал, где я нахожусь — то уже бомбил бы меня авиацией...

Но меня никто не бомбил.

Хотя это письмо, судя по всему, было написано еще три дня назад. Раньше оно написано быть никак не могло, наша мудреная система связи с Чуйкиным предполагала, что письма доходят именно за трое суток, минимум.

Кроме того, Жидков знал все шифры.

А в Чуйкине я был уверен на сто процентов, он бы никогда не раскрыл никому шифры ни под какими пытками. И Либератор никогда Чуйкину в голову не лазал, он слишком любил Чуйкина. Кроме того, если бы Чуйкину попытались влезть в голову магией, то он бы просто покончил с собой. А значит — Чуйкин на самом деле доверился Жидкову, зная, что ему можно раскрыть наши шифры...

Я размышлял так мучительно, что даже заскрипел зубами.

А потом вдруг понял, за одну секунду.

А ведь факты подтверждают это письмо, каждую строчку...

Я действительно слышал о какой-то войне в Южной Америке между наместниками-радикалами.

У нас была радиосвязь, мы периодически связывались с радиолюбителями или сбежавшими от Либератора военными в других концах мира...

И они вроде сообщали, что в Амазонии действительно какие-то непонятные бои.

И про то, что Шеф Охранки Коновалова стала расстреливать своих соратников сотнями в последнее время, я тоже слыхал.

Но самое главное — Либератор.

Еще в середине лета он каждый день оглашал всю планету своим мерзким гласом — он запугивал, и стращал, и грозил всем непокорным, что придет и убьет их детей у них на глазах. Его волшебный голос позволял ему пару раз в сутки орать на весь мир, даже мы здесь слышали его речи.

Вот только к концу июля он стал выходить на связь все реже, а в начале августа — совсем пропал...

Что же с ним случилось?

Его Темнейшество заболел, умер, был убит каким-то неведомым героем?

Или раскаялся и ушел в монастырь, а то и покончил с собой?

Но это всё было не столь важно.