– Нет-нет, – головой мотает, аж волосы ее мне по щекам хлещут. – Это он нарочно… это испытание такое… они тоже, Жан, тоже эту кладовку открывали. За то и повешены. Семь или восе-е-е-емь! И один крюк пусто-о-ой!
– Бежать надо, госпожа моя, – говорю, – может, и не найдет, не догонит.
Уж и не стал ей говорить, что я не Жан, а Рене, все равно не запомнит, бедняга.
– Вы на свою кобылку, я на своего ослика… довезу вас до дома батюшки вашего, он вас спрячет, не выдаст!
Она вроде как немножко успокоилась и говорит:
– Ах, как ты прав, Жан! Именно к батюшке! Сейчас только платья свои парижские соберу, и поедем!
И, подбирая юбки, бежит через кусты обратно к замку.
– Стой, сударыня! – кричу. – Ну зачем тебе эти платья? Тут жизнь свою драгоценную спасать надо, знаю я этих маркизов-чернокнижников! А платья батюшка твой тебе другие купит.
– Ты ничего не понимаешь, дурень, – кричит она на бегу, не оборачиваясь, – они же парижские! И колье, колье, которое маркиз, мой супруг, чтоб ему пусто было, на свадьбу подарил, оно бриллиантовое, с рубинчиком.
Чего с бабы возьмешь, хоть она маркиза, хоть кто. Я бегу за ней, чтобы, значит, уговорить ее сесть на лошадку да и скакать отсюда, и тут слышу, рога трубят, серебряные трубы поют. Маркиз в замок возвращается.
Маркиза бедная моя совсем побледнела, руки с растопыренными пальчиками к щекам прижала, а пальчики у нее розовые, что виноградинки. Впрочем, это я уже говорил, кажется.
– Что же делать, Жан, – говорит, – что же делать?
– Пожалуй, сударыня, – говорю ей, – мне пора вернуться к своим обязанностям. Мне еще две яблони полить, и дрова натаскать, и золу рассыпать… Чеснок, опять же, зелень… Раз супруг ваш с охоты, значит, дичь надо шпиговать, все такое, уж извините.
Она мне в руку вцепилась.
– Нет-нет, не оставляй меня, Жан, умоляю!
– Какой я тебе Жан, – говорю, – пусти, дура!
– Ох, Рене! – плачет (вспомнила!). – Я ж с тобой!.. Мы ж с тобой!.. Мы ж не чужие… Полянку ту помнишь? Там еще источник волшебный?
– Обыкновенный был источник. И полянку я почти не помню, – отвечаю холодно, – подзабыл что-то…
А она все плачет, мне за руки цепляется, на шее виснет.
– На кого мне тут положиться, – спрашивает, – все кругом чужие люди! Все его вассалы. Ты ему клятвы не давал, ведь так, Рене? Ты ж сам по себе?