– Наверное. Нравится?
– Венок? – поняла Ганка, хотя при известном воображении это «нравится» можно было отнести к чему угодно.
– Да! – обрадовался эльф. – Правда, красивый? Я его долго плел… солнце сначала стояло вон тут, а потом, когда я закончил, ушло вон туда. Вон за ту сосну.
По всему получалось, что венок был вчерашний.
– Могу тебе подарить, – великодушно предложил эльф.
– Лучше новый сплети, – практично сказала Ганка, – этот скоро завянет.
– Все красивое вообще быстро вянет, – грустно ответил эльф, – и если я сплету тебе новый, он тоже завянет на следующее утро.
– Ну так хотя бы на следующее.
Венок, украшавший голову эльфа, подумала она, до следующего утра никак не дотянет.
Эльф по-прежнему топтался на тропинке, мешая пройти, и Ганка не знала, что делать. Прогнать? Он может обидеться, а обида эльфа – дело страшное и опасное, эльфы злопамятны и непредсказуемы и еще управляют странными силами. И еще могут отобрать удачу. Потому Ганка, помолчав, осторожно сказала:
– Какую дань ты потребуешь, лесной дух? Только я могу дать тебе разве что что-то из вот этой корзинки… И то не все – иначе мои братья и отец у клети останутся голодными.
Тут она приврала – она несла всего лишь десяток яиц, домашний пышный хлеб новой выпечки, молодой лук, круг колбасы и круг сыра, так, побаловаться, а кашу для кулеша братья давно уже сварили, и даже в расчете на нее, Ганку.
Эльф потянул коротким носом:
– Там что у тебя? Сыр?
– Ну, – согласилась Ганка.
– Ух ты! – сказал эльф. – Давно уж я не ел сыра.
– Угощайся на здоровье, – Ганка развернула сырую тряпицу, в которую сыр был завернут. Сыр пах так вкусно, ну, скажем, не вкусно, забористо пах, что она и сама вдруг почувствовала, что ужас до чего хочет есть…
На обочине тропки лежала удобная коряжка: высеребренная солнцем и дождями, сухая и крепенькая, такая крепенькая, что даже муравьи отказались в ней селиться, и Ганка, усевшись бок о бок с эльфом, отломила ему и себе щедрый кусок сыра и не менее щедрый ломоть свежего, пахнущего кислинкой хлеба.
Эльф лопал так, что Ганка испугалась:
– Ты это, – сказала она, заглотнув внушительный кусок, – осторожней. Этот хлеб только утром подошел, он еще сырой, его нельзя так быстро…