– Мама… Моя мама. Только она не настоящая мама – приемная.
– Так ты – эльфенок Федоры? – Ганка даже по коленям себя хлопнула. – А я все думаю, почему это ты так хорошо болтаешь по-нашему!
– Федора, – сказал он, – да… Так ее зовут. Федора.
Он несколько раз повторил имя, словно катая во рту гладкий камешек.
– А… – Ганка насторожилась. То, что эльфенок Федоры ходит, считай, в чем мать родила и выпрашивает сыр, скорее всего, не означает ничего хорошего. – С ней все в порядке?
– С ней все в порядке, – сказал эльфенок, – она умерла.
– Так ты один живешь? – утверждение, что с умершей травницей Федорой все в порядке, Ганка решила пропустить мимо ушей.
– Почему? – эльфенок пожал худыми плечами. – С Федорой…
Ганка чуть отодвинулась. Она знала, что эльфы чудные, все так говорили, и еще что они нелюди и живут не по-людски.
– Ты что же… не похоронил ее? Или, может…
Может, оживил своей странной магией, и старуха, хотя и мертвая, ходит и разговаривает? Такой безобидный, такой симпатичный эльфенок. Только бы не разозлить его…
– Почему? Она просила, чтобы я ее похоронил, как положено, и я похоронил. Вырыл яму, настелил туда папоротника. Цветов. Она любит цветы. А на холмике выложил крест из щепочек.
Значит, он не нечистая сила. Нечистая сила от креста бежит, как от огня, всем известно. Но вот не хотела же старуха его крестить…
– Она говорит, все хорошо, – сказал эльфенок. – Говорит, я все правильно сделал.
– То есть… как говорит? – осторожно спросила Ганка. Отец, наверное, уже злится, да и братья злятся, что ее, Ганки, нет, и яиц свежих нет, и сыра. Но эльфов нельзя сердить, это всем известно. Пускай лучше сам уйдет.
– Она раньше часто приходила, – сказал эльфенок, как во сне. Глаза его расширились и стали совсем зелеными – в них отражалась прошитая солнцем листва… – Придет, станет на пороге… Или сидит в углу – я оборачиваюсь, смотрю, а она сидит. Что ты меня похоронил по-людски, это хорошо, говорит, мы все равно вместе. Правда, – он вздохнул, – в последнее время реже приходит. Она так и сказала – я потом уйду… мы всегда уходим… далеко. Просто еще немного с тобой побуду, чтобы тебе одиноко не было. Она хотела, чтобы я не забывал человечью речь, так она говорила. Я все ей рассказывал. Все, что видел.
Может, эльфенок и не виноват, подумала Ганка. Это же Федора, всем известно, что она была ведьмой, а у них все не так, как у людей.
– Но как делать сыр, она так и не сказала, – сокрушенно покачал головой эльфенок, – я уж спрашивал-спрашивал, а она молчит, и все. Я сам попробовал, но ничего не вышло. Может, это потому, что козочка уже старенькая. Мало молока… А я так скучаю по сыру.
– Я принесу еще сыра, – торопливо сказала Ганка. Мало ли, вдруг порчу наведет. Лучше пускай ее отпустит добром.
– Когда? Завтра? – эльфенок был явно не в ладах со временем. Или с памятью. Ганка не удивилась, эльфы живут одним мигом, но этот миг длится вечно, это все знают.