– Естественно, – сказал он, – ведь у тебя не было отца. Да и если бы он был… Ведь он все равно был бы человеком.
Психокорректор. Аналитик, конечно, научный консультант, практикующий врач – ведь могу же я, в конце концов, сломать ногу? – но в первую очередь психокорректор. Таких, как я, всегда снабжают такими, как он. После той истории с семью гномами.
Нечто среднее между исповедником, отпускающим грехи, и доктором Фрейдом, трактующим любой чих как сублимацию эдипова комплекса.
– Ты ведь всегда неуютно себя чувствовал с природными людьми, правда?
– Мне и с этими неуютно. Они слишком совершенны.
– Полюби их.
– Что?
– Они любят тебя. Полюби их.
– Они любят меня потому, что это часть их программы.
– Дети любят родителей тоже потому, что это часть их программы. Персиваль восхищается тобой.
– Он восхищается не мной. Он восхищается королем Артуром.
Он аккуратно расправил рукава мантии.
– А ты, Големба, думаешь, тот, настоящий король Артур действительно был таким уж совершенством? Ты думаешь, рыцари без ума были от чужого старого мужика? Они любили не его, а то блистательное воплощение божественного духа, которое им любить было легко и просто. А настоящий Артур… Думаешь, почему Гвиневера увлеклась Ланселотом?
– Но тогда…
– Стань для них Артуром. До конца.
– Но тогда я стану совсем психом.
– Ну и что? Кому до этого дело? На этой планете, кроме тебя, нет ни единого природного человека. Потом… какая разница? Тебе же известно, что в конце концов происходит со всеми сисадминами?
– Ну… они доживают свой век в очень комфортабельных психушках. Если повезет.
– Да. Наполеоны, капитаны Немо, Гэндальфы, Люки Скайуокеры… В окружении санитаров-андроидов, которые подыгрывают им, как могут. Так какая разница?
– Мерлин, – сказал я, – ты говоришь то, что я сам хочу услышать.