О чем молчит ласточка

Володя сел в кровати, набрал: «Если продолжишь в том же духе, я приеду к тебе не дружить…» — и удалил сообщение. Снова набрал текст: «Зачем ты кокетничаешь со мной? Хочешь, чтобы я приехал к тебе как друг или как…» — и снова удалил. Отправил нейтральное «Спи уже, провокатор».

Шутки шутками, а Юра добился своего — заставил Володю вспомнить тот разговор в лодке, когда он рассказал про свои еврейские корни и обрезание. Как сильно тогда взбудоражила Володю эта тема! И, к его стыду, увлекла и сейчас.

Да, в Европе и Америке это не редкость, но здесь и сейчас для Володи это стало ещё одной особенностью Юры. Лёжа в одиночестве в темноте, он размышлял о том, каково это — быть с ним? Тело среагировало на фантазии и заныло, его окутало болезненное тепло.

Нельзя фантазировать. Нельзя даже думать об этом, он друг. Нет, не просто друг, а бывший возлюбленный. Тот, по кому Володя некогда сходил с ума. Тот, с кем сходил с ума. Тот, без кого сходил с ума. Нельзя придавать его образу сексуальности, ведь он живёт за тысячу километров, в другой стране, их связь настолько хрупка, что в любой момент может оборваться. Стоит кому-нибудь появиться рядом с Юрой, не в виртуальном пространстве, а в реальной жизни, или стоит появиться важным делам, как Володя вмиг станет для него никем.

Володя всё это понимал, но воображение уже нарисовало возбуждающие картины: какой он, Юра, каково заниматься с ним сексом. Сексом? Нет, любовью! Потому что тогда у них был не секс, а любовь. В голове тут же вспыхнули картинки того, что было между ними и как: ива, ночь, его губы, его тело…

У Володи зашлось дыхание, сердце заколотилось, кровь отлила от лица, а руки опустились к паху…

Заскулила Герда, и Володя будто очнулся от наваждения — в кои-то веки ей приспичило на улицу исключительно вовремя.

Гуляя с собакой, он думал: разве у них с Юрой что-то вообще может получиться? Володя не говорил на немецком и не разбирался в музыке. По сути, не знал двух главных Юриных языков: на одном Юра думал, на другом — чувствовал. Ну и что? Зато он знал тот язык, на котором Юра может обо всём этом рассказать.

«Ты хотел бы это вернуть?» — написал он ему, снова укладываясь спать. Юра ответил мгновенно:

«Не думаю, что возможно вернуть всё в полной мере».

«Да. Ты прав. А жаль», — вздохнул Володя.

Ответ был коротким:

«Очень».

***

Ему казалось, что он падает. Володя всё ждал удара о землю, ждал, что разобьётся в лепёшку — и мокрого места не останется, но падение всё не прекращалось. Оно началось давно — ещё тогда, из-за Вовы. А теперь посреди смены в «Ласточке» Володя обнаружил, что падает вместе с Юрой. И он бы хотел отпустить его, не тянуть за собой в эту пропасть, уберечь, прикрыть, ведь падение обязательно когда-то закончится... И пусть оно убьет только Володю.

Юра сводил его с ума. Сам того не понимая и уж точно не хотя этого, день за днём, час за часом доводил Володю до безумия. Но оно было слишком приятным, слишком желанным. Слишком желанным был Юра.

Глядя в его влюбленные глаза, Володя терялся. Сколько в них было настоящих чувств! Ему нравилось, как безгранично и искренне Юра показывал свою влюбленность, но в то же время это так пугало! Они ведь делали что-то совершенно неправильное и неестественное! Но почему, почему тогда всё это было таким манящим?

Юра совсем не понимал, что так нельзя. Юра полностью отрицал, что они делают что-то плохое, и с его логикой тяжело было поспорить — ведь если это светлое, прекрасное чувство нравится обоим, разве оно может быть неправильным? А Володя просто не знал, как объяснить ему, что может! Ещё как может! Что оно, стоит только забыться, погубит их обоих!

Юра не хотел ничего слышать. Он часто забывался: хватал его за руки, когда другие могли увидеть, пытался в шутку обнять — но для Володи это выглядело слишком провокационно. Садился слишком близко…

Чего стоил только тот момент, когда сонному Володе пришлось рассказывать малышне страшилку, а Юра придвинулся и что-то зашептал ему прямо в ухо. Володя даже не расслышал, что тот сказал! Весь окоченел, чувствуя только горячее дыхание Юры на коже и в волосах, его руку, случайно оказавшуюся на колене. И истому по всему телу — невыносимую, жаркую, неправильную. А Юра даже ничего не заметил! Не понял, что сделал, да и откуда ему о таком знать?