Миры Артура Гордона Пима ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Почтенный Аткинс уже имел с капитаном беседу, приведшую к известному результату. Что касается услужливого боцмана Харлигерли, торопившегося предложить мне свое заступничество, то я не знал пока, сдержал ли он свое обещание, ибо он больше не попадался мне на глаза. Но все равно он вряд ли мог оказаться более удачливым парламентером, чем владелец «Зеленого баклана».

В восемь часов утра я вышел на берег. Погода стояла прескверная – попросту «собачья», как выражаются французы: с запада мело снегом вперемежку с дождем, а облака плыли настолько низко, что, казалось, вот-вот обволокут саму землю. Было трудно себе представить, чтобы капитан Лен Гай вздумал ступить в такое утро на берег, где он тут же вымок бы до нитки.

На набережной и впрямь не было ни души. Несколько рыбачьих баркасов оставили гавань еще до шторма и сейчас наверняка прятались в укромных заводях, где их не могли настигнуть ни океанские валы, ни ураганный ветер. Для того, чтобы добраться до «Халбрейн», мне потребовалось бы окликнуть шлюпку, однако боцман не осмелился бы взять на себя ответственность и выслать ее за мной.

Помимо всего прочего, рассуждал я, на палубе своей шхуны капитан чувствует себя хозяином положения, и если я собираюсь упрямиться, не желая принимать его невиданный отказ, то лучше делать это на нейтральной территории. Лучше уж я буду высматривать его, сидя у окошка своей конуры, и как только его шлюпка устремится к берегу, выйду ему навстречу. Вот когда он не сможет уклониться от объяснений!

Вернувшись в «Зеленый баклан», я занял позицию у запотевшего окна и, то и дело вытирая стекло, замер, убеждая себя, что хорошо хотя бы то, что я спрятался от порывов ветра, которому оставалось только бессильно завывать в дымоходе и ворошить пепел в очаге. Я приготовился к терпеливому ожиданию, хотя чувствовал, что нервы мои уже натянуты до предела, как удила у лошади, перебирающей копытами в предвкушении галопа.

Так прошло два часа. Прихотливые ветры Кергелен умерили свою ярость еще до того, как утихомирился я. К одиннадцати утра низкие тучи унеслись прочь, и буря улеглась. Я открыл окошко.

Как раз в это мгновение на «Халбрейн» приготовились к спуску шлюпки со стопора. На скамеечку уселся матрос, взявшись руками за рукояти весел, а на корме устроился еще кто-то, не прикасаясь к фалрепам руля. Шхуна покачивалась на волнах всего в пятидесяти саженях от берега. Шлюпка преодолела это расстояние за минуту-другую, и человек с кормы ступил на песок. Это был капитан Лен Гай.

Мне хватило нескольких секунд, чтобы выбежать на берег и предстать перед капитаном, тут же изготовившимся к отражению атаки.

– Сэр! – обратился я к нему сухим и холодным тоном – не менее холодным, чем погода, установившаяся из-за восточных ветров.

Капитан Лен Гай смерил меня пристальным взглядом, и меня поразила грусть, залегшая в его черных глазах. Голос его был тих и скорее напоминал шепот:

– Вы иностранец?

– Во всяком случае, я не житель Кергелен, – ответил я.

– Англичанин?

– Нет, американец.

Он резким движением ладони отдал мне честь. Я ответил ему таким же приветствием.

– Сэр, – продолжил я, – полагаю, что почтенный Аткинс, хозяин «Зеленого баклана», говорил с вами о моем предложении. Мне кажется, что такое предложение должно быть воспринято благосклонно, ибо вы…

– Предложение об отплытии на моей шхуне? – прервал меня капитан Лен Гай.

– Совершенно верно.

– Сожалею, сэр, но я не могу удовлетворить вашу просьбу.

– Не скажете ли, по какой причине?