Машинист ничего сделать не смог. Он и так тормозил разогнавшийся по тоннелю состав! И в следующее мгновение рельсы и стены вокруг места падения на пути парня в варёнке забрызгало кровью размозжённого массивными колёсами поезда тела несчастного. Этого не было видно, проходившие, а потом остановившиеся впритирку с перроном вагоны всё это закрыли, да только Паша всё равно это знал. Густо испачканные кровью рельсы и стены неведомо как стояли у него перед глазами.
* * *
Из полиции его отпустили только наутро следующего дня.
Пригревавшее с утра сентябрьское солнце встретило Пашу на улице, едва он только показался из дверей ОВД, тёплыми, заботливыми, словно мамины руки, лучами. Оно как будто понимало, через что парню пришлось пройти, покуда оно обогревало другую сторону их огромной планеты, и теперь его утешало. Однако, парень всё равно оставался хмур и зашагал по улице, понуро опустив голову. Конечно, здесь брала своё и усталость, навалившаяся после бессонной ночи да ещё этих бесконечных «как» и «почему», высыпанных ему на голову полицейскими в ОВД. Но, самым главным в причинах этой его угрюмости всё же было случившееся накануне ночью, под впечатлением которого он находился до сих пор. Вот, значит, кто совершал все эти, так нашумевшие в последнее время, убийства! Какой-то маньяк-«полицейский». А может, просто маньяк, переодетый в полицейскую форму… И что больше всего бросало – до сих пор! – Павла в дрожь, убийца-то вначале подходил и пялился на него! На Пашу! Словно оценивая, подойдёт ли тот на роль очередной его жертвы. Это сейчас и в ОВД отметили, сделав вывод, что у маньяка, значит, были какие-то, пока только одному ему известные, критерии, по которым он выбирал себе жертвы и по которым Павел, – к его огромному счастью, – ему не подошёл.
Паша ничего не смог рассказать полицейским о том, куда пошёл, побежал, или ещё как-то скрылся, убийца в подземке. Он с самого того момента, как по сторонам брызнула кровь размозжённого об рельсы большими железными колёсами парня, напрочь потерял из виду виновника трагедии. Как будто его вообще там не было. Или словно он надел шапку-невидимку.
Значит, Паша ему не подошёл. Значило ли это, что теперь парню не стоило бояться таинственного ночного убийцу? Несмотря ни на что, в этом он сильно сомневался. Поэтому даже сейчас, днём, когда в метро не было безлюдно, спускаться под землю жутко не хотелось. И добираться в университет, – заехать перед первой парой домой уже было не успеть, – Павел решил на наземном транспорте. Пусть и дольше, и дороже, – на маршрутках ехать было с пересадками, де ещё не с одной, – зато спокойнее. Твёрдо в этом уверенный, вскоре Паша уже уселся в первом из выбранных им в тот день в качестве средства передвижения микроавтобусов.
Маршрутку нещадно трясло, только парень этого даже не замечал. Перед глазами всё стояло неподвижное лицо уставившегося на него в подземке «полицейского». Уставившегося, а потом хладнокровно убившего беднягу-парня в варёнке… И теперь его лицо казалось Паше знакомым. С чего бы это? Наверное, просто от волнения оно так ему запомнилось. Настолько сильно, что теперь казалось знакомым уже давно. Хотя… Что-то в глубине души не давало подумать именно так. Какое-то непонятное чувство исподволь шептало, что это лицо он уже где-то видел. Вот только вспомнить, где, никак не получалось.
* * *
На первой и второй парах, которые в тот день по расписанию в универе выдались для их группы обе по английскому, царил какой-то слишком уж необычный для них беспорядок. Всё началось с реплики, вернее, вопроса, заданного преподавателю без разрешения, о происходивших в городе убийствах. Вопрос этот отчего-то сильно насторожил, можно было даже сказать, выбил из обычной колеи, Вениамина Иннокентьевича, их препода по английскому, и тот все четыре часа никак не мог переключиться на, собственно говоря, предмет его лекций.
– Кого, Вы говорите, убивает этот маньяк? – почему-то растерянно посмотрел Веня, – так их препода по английскому звали в универе за глаза, – на только что спросившую его о том же Ленку Синицину, сидевшую в самом первом ряду, считай, у него перед самым носом.
– Ну, я слышала, преступников всяких… – почему-то растерявшись, отвечала та.
– Да отморозков он разных мочит! – подхватил услышавший их разговор Мишка Холодков, парень Ленки, выглядывая из-за её спины. – Вон Пашка Бондарь пусть расскажет! Он сегодня в полиции как раз по этому поводу побывал.
От неожиданности этих слов Пашка съёжился, втянув голову в плечи, словно попал под струю ледяной воды. Откуда он знает?! Вот чёрт! Да у него же брат в полиции работает! Хотя, и не в том отделе, где Пашке довелось минувшей ночью оказаться…
– В полиции? – теперь Веня уставился поверх очков на Пашу. – Что это про Вас, голубчик, Ваш сокурсник Холодков рассказывает?
– Да гонит он! – отмахнулся Паша, совсем не горя желанием рассказывать о своём ночном приключении такому количеству народа. – Ни в какой полиции я не был!
– Вот как? – с этими словами Веня перевёл взгляд своих внимательных карих на Мишку.
Тем временем все присутствовавшие в аудитории, заинтересовавшись завязавшимся разговором, стихли и навострили уши.
– Ну, мои источники тоже могут ошибаться, – развёл руками тот. – Хотя, Пашку Бондаря мой брат в лицо вроде знает…
Ну конечно! После бессонной ночи голова не соображает совсем. В полиции-то его сфотографировали, не поверив на сто процентов его рассказам, особенно тому, что он не видел, куда ускользнул одетый в полицейскую форму убийца! И сфотографировали, и отпечатки пальцев взяли. Потом, небось, по другим отделам полиции разослали… Вот Мишкин брат и увидел. А увидев, навёл, небось, справки. Они виделись с ним пару раз, оба раза встретившись в городе, когда Павел шёл домой из универа с Мишкой. У него, как он сам тогда обмолвился, память на лица, как у настоящего полицейского, цепкая!
– Ладно! Ладно! – успокоил его Веня. – Давайте-ка лучше друг другу расскажем, кто что ещё слышал о злодеяниях того маньяка.
ebooksa