Зеркало судьбы

22
18
20
22
24
26
28
30

«На плащ положите…» «Живой, кажись живой….»

Голоса стихли, и серая мгла постепенно сменилась кровавой пеленой и я, словно осенний лист, кружась в прозрачном воздухе, стал падать в черный колодец.

Очнулся снова от голосов. Говорили двое, хрипловато-грубый голос был мужской, а вот второй, похоже, детский:

— Тятя, а почему мертвяк одет как мы а покров под ним вона какой богатимый?

— Тише Заряна! Вдруг это знатный человек! Пойдем, отселяя, придут солдатушки — заберут его!

— Ой, мертвяк зашевелился! Тятя, он глаза открыл… — девчонка в сарафане и легкой душегрейке отскочила от меня. Тот час полнеба закрыло бородатое лицо:

— Ты хто ж будешь, мил человек? — бородатый осторожно дотронулся до меня.

— Я плотник их сельца Заброды — мне показалась, что я говорю слишком громко, мои слова гулким эхом вторили где-то в затылке.

— Тятя, что он шепчет? — девушка наклонилась надо мной.

— Непонятно Зарянушка, непонятно, чего хочет сказывать. Человек он, похоже, не простой, только вот зачем рядился в простые одежки? Бог с ним, если его оставили здесь знать так надобно! Идем Зарянушка, идем, своих догнать надобно.

— Смотри, тятя, а крест то у него наш — истинно православный! — девушка осторожно коснулась ворота рубашки.

— Точно! Хрест-то — восьмиугольный…. Свой это человек, негоже его оставлять одного на лютую смерть! Беги, догони наших, пущай сюда прибегут.

Провал в памяти. Не знаю, потерял ли я сознание от боли или это вызвано было действием излучения приборов, из бюро путешествий? Этот вопрос так и остался для меня открытым. Очнулся я от равномерных толчков, которые отзывались тупой болью в плече. С трудом повернув голову, набок обнаружил, что лежу на самодельных носилках — две молодые берёзки, схваченные верёвками, которые волокли два мужика. Пыхтя и беззлобно переругиваясь между собой, они останавливались только затем чтобы смахнуть пот со лба, да подтащить моё тело повыше, чтобы пятки не бороздили землю.

— Ой, тятя! Он очнулся! — радостное лицо девушки склонилось надо мной.

— Чей будешь мил человек? Свободный али беглый? — старик склонился надо мной.

— Из работных, работный люд мы… — слабым голосом ответил я.

— Вона как! Работный он человек! Знать по царёву указу взят. На верфях работу ладил?

— На верфях — голова не так болела, а вот плечо: ныло и кололо острыми иголками боли.

— Куда вы меня тащите? — старик, словно петух высматривающий зерно, склонив голову вслушивался в мой шепот.

— С рукой у тебя беда. Нишшо, наш травник Ферапонт, тебя поправит! Он и не таких болезненных на ноги ставил.