Уже тогда меня грызло то, что я не был с ней честен. Именно поэтому от детей в пылу отказался.
Я считал нечестным вмешивать в свой обман кого-то еще, детей заводить вот так.
Хотел сначала со всем разобраться, но еще не понимал, как.
И отпустить, и удержать.
Потом подстава в клубе, мое пребывание на грани, и пелена с глаз спала. Миражи, дурман — все ничтожное, шелуха.
Только один вопрос — почему так поздно?
— Ты врал своей, о чувствах, в итоге влюбился… Мда… Ситуевина! — покачал головой Мирослав. — Уверен, твоим сказочкам о любви Инесса сейчас не поверит. И толку говорить? Делай.
— У меня башка готова взорваться. Я с ума схожу, понимая, что я ее теряю.
— Ты, дружище, уже ее потерял. Просто за тень цепляешься. Прими это с честью.
— Блять. Что же так сложно, а?! — воскликнул в сердцах.
— Так тебя никто не заставляет идти в сложное. Свободен, гуляй, наслаждайся славой, трахай по две цыпочки за один подход. Кто мешает? Или что…
Потом еще долго в голове звенят в голове слова Мирослава:
— Ты как? Бодрячком? — интересуется Кир. — Проходи, садись. Пять минут, и я — весь твой, — кивает на кресло.
Сам ходит по кабинету, обсуждая пункты договора, которые мне не понравились в прошлый раз. Они играли не на руку мне. Вернее, тогда я решил ограничить зарубежные поездки, хотел кое-что откорректировать, чтобы проводить больше времени с Инессой и ребенком.
Я ведь его действительно хотел: даже видел карапуза во сне. Мне вообще после перехода туда и обратно многое что видится в состоянии сна или легкой дремы, когда, бодрствуя, словно подвисаешь и отключаешься от реальности, и в сознание льются картинки, откровения, желания, свободные от липкой шелухи чужих мнений.
Жаль, что поздно. Слишком жаль.
— Так!
Кир садится и потирает ладони:
— С женой поговорил?