Момо уже открыл было рот, чтобы ответить, но, видимо, внезапно передумал: нахмурившись, он пристально смотрит мне в глаза:
– Скажу… когда ты мне напишешь.
Он нахлобучивает на глаза свой капюшон, сует кулаки в карманы, втягивает голову в плечи и, скользнув между игроками, мгновенно исчезает.
Мой узкоглазый призрак тоже скрылся из виду.
А вокруг меня продолжается виртуальная бойня под хриплые стоны умирающих врагов.
Я покидаю видеосалон.
На тротуаре, привалившись спиной к стене, курит Терлетти, его глаза и волосы темны как ночь. Плащ цвета хаки – его вторая кожа – мог бы многое рассказать о своем владельце: истертый, измятый в долгих ночных бдениях, с замызганным подолом, он тем не менее аккуратно, как военный мундир, застегнут до самого подбородка.
– Ну как, Огюстен, тебе по-прежнему нечего мне сказать?
– Почему же нечего: здравствуйте, месье Терлетти!
Он мусолит свою сигарету, зажатую в уголке рта. Табак временами ярко вспыхивает, и сигарета чернеет, укорачиваясь на глазах. Этот полицейский не курит – он «смолит».
– Я гляжу, ты вожжаешься с подозрительными типами.
– Вы имеете в виду Момо Бадави?
– А может, это он вожжается с подозрительными типами вроде тебя?
Его упорная враждебность непонятна мне и одновременно льстит: значит, он не считает меня ничтожной букашкой, и в его глазах я представляю собой потенциальную опасность. Мне приходит в голову, что это он и установил за мной слежку, и узкоглазый – один из его информаторов. Что ж, я польщен и гордо жду следующего вопроса.
– О чем вы там говорили?
– Он признался, что бросил свой коллеж, а я уговаривал его продолжать учебу.
– Еще о чем?
– О пожарах.
– Ага!
– Надеюсь, вы меня не подозреваете?