– Огюстен? Шутишь![9]
– Нет, меня и вправду зовут Огюстен.
Поморщившись, он отодвигается.
– Значит, ты не из Рифа?[10]
– Нет, не из Рифа, я…
Он жестко перебивает:
– Значит, ты не из наших?
– Я из Шарлеруа.
– Ну ясно, ты не из наших, – повторяет он, враждебно глядя на меня.
Неприязнь парнишки не мешает мне интриговать его, даже поддразнивать, и я спрашиваю:
– А ты сам, Момо, разве не из Шарлеруа?
– Да, но нет.
– Как это – «да, но нет»?
– О’кей, я родился здесь, в больнице Нотр-Дам, но это ничего не значит. Я родом из Рифа. Моя семья родом из Рифа. Все наши родом из Рифа. Мы все из Рифа.
По тому, как сбивчиво, но искренне парень произносит эти слова, я понимаю, какой магический смысл он вкладывает в свое происхождение, как истово верит, что его корни находятся в той далекой стране, которую покинули его предки. Заметив мой скептический взгляд, он убежденно добавляет:
– Это только у вас в Бельгии полагается рожать детей в больнице. В Рифе я бы родился дома.
– А ты уже бывал в Марокко?
– Отстань!
И он сразу замыкается, точно улитка в раковине. Разговор окончен. Я жду.
Облака снова заволакивают луну, небо мрачнеет, и я вздрагиваю: холод пробирает меня до костей. Темнота придает мальчишке храбрости, и он заговаривает первым: