– А вы как думаете?
– Ты ведь работаешь.
– Это неоплачиваемая стажировка.
– Значит, ты получаешь государственное пособие.
– У меня его украли. Несколько месяцев назад я решил пожить в сквоте, чтобы собрать немного денег. Мне хотелось снять на них студию. Но три недели назад, ночью, кто-то меня обокрал.
Заранее знаю его реакцию на эту подлинную историю… И он, конечно, говорит с иронической ухмылкой:
– Не верю ни единому слову.
Вот так вот! Я сникаю. А он вгоняет гвоздь еще глубже:
– Не пытайся меня убедить, что ты глуп до такой степени! Это уж слишком! Нет, тебе меня не провести…
От этих слов у меня на глазах закипают слезы. Перед его недоверием мне остается признать очевидное: моя жизнь представляет собой череду таких многочисленных и длительных бедствий, что рассказ о них и впрямь выглядит грубой, неприкрытой ложью. Может, Терлетти прав? Может, я на самом деле идиот?
Я безнадежно вздыхаю. А он наклоняется ко мне с сочувственной миной:
– Успокойся, Огюстен, облегчи душу. Расскажи мне все. Признайся: ты чувствовал себя таким одиноким, что предпочел примкнуть к группе. Признайся: твоя повседневная жизнь была настолько убогой, что ты захотел придать ей особый смысл борьбой за правое дело. Признайся, что ты прочел и полюбил Коран. Признайся, что решил исцелить наш больной мир, заменив его другим, более чистым, более разумным. Это ведь вполне простительное побуждение… С учетом твоего несчастного детства, я бы нашел вполне нормальным, что ты обратился за спасением к религиозной активной партии. У тебя много смягчающих обстоятельств, и каждый из нас тебя поймет, а я – первый.
Я пристально смотрю на него.
У меня дрожат руки.
Он беспощаден ко мне, но при этом хотя бы занимается мною. Терзает, но терзает, страстно желая мне добра. Я изворачиваюсь, а он не оставляет попыток разобраться во мне. Значит, в глубине души он добр…
Опустив глаза, я принюхиваюсь к нему. Табачный дым… мускусный аромат одеколона, а ниже, там и сям, другие, беглые запахи – кислые, теплые, плотские – рассказывают о его теле, сильном, жилистом. Мне приятен даже запах его пота. Его мужественность опьяняет меня. Как мне хорошо, когда он стоит рядом, совсем близко. Я к этому не привык. Вот бы мне такого отца!.. Я ощущаю жар его тела, проникаюсь им. Он приводит меня в смятение, вдохновляет.
Угодив в ловушку этой близости, я уже готов ему уступить. Сказать все, что он хочет услышать. Измыслить такие лживые подробности, за которые он будет мне благодарен. Вот так я закреплю нашу с ним близость… Вот так положу конец бессмысленному пребыванию в этой мрачной пустой комнате.
– Ну так что? – спрашивает он таким хриплым голосом, как будто от моего долгого молчания у него запершило в горле.
Я поднимаю глаза и вижу хищный огонек в его зрачках: он подстерегает момент моей слабости.
– Что? Да ничего…