— Чьей же ещё? — озвучивает Коля.
— Да не трогал я его! — взрывается Серёга, — не видел даже! На хрен он сдался мне, фотограф ваш!
— А где был? — терпеливо спрашивает Грибов.
— Не скажу, — бурчит «старшак».
Детский сад, штаны на лямках. Однако если у товарища окровавленный нож присутствует, то может и не зря он не желает своими ночными похождениями делиться?
— Почему не скажешь?
— Да не помню я! — взрывается Серёга, — пьяный был, по лесу ходил, потом вернулся и спать лёг.
— Как же вы мне надоели, — вздыхает Грибов, — один «не видел», другой «не помнит». Ладно, Ветров, езжай домой.
— А с ним что? — киваю на «старшака».
— Это уже не твоя печаль, — немного мстительно заявляет Грибов, — будем экспертизу ждать. Может неделю, а может и больше. У нас тут КПЗ уютная, на кровати хоть выспится, а не в палатке.
Домой нас отвозит тот же старлей, по-прежнему не сказавший за всю дорогу ни слова. Уже у машины, застав Николая наедине, прошу его зайти с утра перед работой.
Дури в Серёге предостаточно, но в милиции он по моей вине оказался. Не вздумай я играть в благородство и выгораживать Копчёного, никаких вопросов к «старшаку» не появилось бы.
— Алик, — спрашивает мама, когда мы возвращаемся домой — ты уверен, что это не тот человек?
— Уверен, — говорю.
— А почему ты с ним дрался? — не отстаёт она.
— Из за девушки, — отвечаю, — приревновал он некстати, вот и полез. Но всё не всерьёз было, и разняли нас быстро.
— Жаль, — удивляет меня мама.
— Почему, жаль?
— Потому что теперь опять непонятно, кто на тебя напал, — она берёт меня за руку, и я вижу в глазах слёзы, — я очень-очень испугалась, когда всё это произошло. А вдруг, это случится снова?
— Не случится, мама, — обещаю я, сам в подобном совсем не уверенный.