Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3

22
18
20
22
24
26
28
30

Но больше всего его бесило, что какие-то колхозники обеспечили ЕГО девчонкам отдых со всеми удобствами, а он был способен только на приглашения «по малину». И Серый решил отличиться. Блеснуть. На хуторе, где «слоны» затаривались самогоном, он приметил стадо коз. И теперь, на пьяную голову, собрался разжиться мясом.

Найдя в хозяйственной палатке мешок из под картошки, Серёга пошёл на промысел. На хутор он проник относительно спокойно, со стороны леса забор был ниже, и построен для того, чтобы живность не разбредалась. Видимо, главную угрозу местный бирюк и его мать-самогонщица видела не в лесе, а в любопытных людских взглядах.

Ночная схватка Серого с козлом так и останется не воспетой ни одним менестрелем или акыном. Велась она в одиночестве и в полной темноте. Каким-то чудом Серёга победил и запихнул козла в мешок. Но при этом разбудил хозяина, который устремился в погоню, вооружённый фонарём и двустволкой.

У Серёги было преимущество во времени и в скрытности, но пленный козёл начал орать в мешке дурным голосом. И тогда Серый решил козла зарезать. Из оружия у него был только перочинный нож, подаренный отцом на двенадцатилетие. Но Серёга очень старался, вернуться в лагерь ни с чем он не мог.

Во втором раунде победил козёл. От страха и боли животное вывернулось и скрылось в ночном лесу. Неудавшийся добытчик пробрался в лагерь и завалился спать.

— Жив твой козёл, — ухмыляется Николай. — Скотина умней тебя оказалась. Наутро на своё обычное место пастись пришёл. Хозяин решил, что его бродячие собаки подрали.

— Так чего ты молчал, дуралей⁈ — возмущается Грибов.

— Думал, что в краже обвинят, — объясняет Серёга. — Козёл ведь, имущество, как-никак. А насчёт него, — кивает на меня, — я думал, что когда экспертизу сделают, поймут, что кровь не человеческая. И отпустят.

Домой меня отвозит Николай. Я теперь, как очень важная персона, перемещаюсь исключительно с водителем. И, едва повернув на нашу улицу, замечаю у дома чёрную Волгу.

Глава 4

Из трёх телефонов, стоящих в его кабинете, Сергей Молчанов больше всего ненавидел красный. Белый аппарат был самым обыкновенным, для звонков по району, или, если набрать заветную восьмёрку, то и по всей области.

Этот номер в обычных телефонных справочниках не значился, поэтому и аппарат чаще всего молчал. Родителям и ветреной супруге Молчанов звонил из дома, а на прочую нерабочую болтовню у первого секретаря не было времени. По меркам третьего тысячелетия его называли бы трудоголиком.

Жёлтый телефон служил для делового общения. Он соединял по коротким трёхзначным номерам, владельцев которых было не более двух десятков. Такой аппарат стоял у директора колбасной фабрики Долгополова, председателя колхоза Винокурова, прокурора района, главного врача ЦРБ. Кстати, у Марины Подосинкиной, главного редактора районки, такой аппарат тоже имелся, однозначно причисляя её к кругу людей нужных, важных и облечённых полномочиями.

По этому аппарату брали трубку сразу, разговаривали короткими фразами, иногда, переходя с казённо-административного, на «народно-матерный». Телефон для своих.

Третий аппарат звонил редко, и эти звонки никогда не были приятными. Он соединял район с обкомом партии и служил наглядным проявлением той самой «вертикали власти», которая в Советском Союзе была стройной и незыблемой, как никогда.

Правда, отдельные личности шутили, что если соединить вертикаль власти и горизонталь власти, то получится отличная клетка власти. Но шутки эти не выходили дальше посиделок на кухнях.

Но на этот раз Молчанов поглядывал на красный телефон с нетерпением, а когда тот подал голос, поднял трубку с первого звонка.

— Привет работникам села! — Молчанов не ошибся, в трубке звучал весёлый голос Владлена Игнатова.

— Ты поговорил с этим Орловичем? — не ответил он на дежурную шутку институтского приятеля.

— Поговорил.