— Так сделай короткую, — командует она.
— Всё не так просто, вот смотри, — я выкручиваю диафрагму на минимальные показатели, — диафрагма, это дырка через которую поступает свет. Чем больше дырка, тем меньше цифра. Вот сейчас объектив открыт полностью. Направляй его на свою лодку и подкручивай, чтобы навести на резкость.
— Не могу, — сообщает Кэт, — одну чайку поймала, вторая уже расплывается.
— Это называется «глубина резкости», — говорю, — теперь ставь цифру побольше.
— Вот, поймала! — радуется Кэт, — фон весь расплывается, а лодка чёткая. Прямо импрессионизм какой-то!
— Выдержку ставь, которая в паре и снимай, — говорю. — а то улетит твоя «натура».
Так мы общими усилиями запечатлеваем старую сосну, несколько яхт и вышедшего из деревьев толстого полосатого кота. На того уходит добрая половина плёнки.
— Теперь ты вставай, — требует Кэт, — я тебе позировала, теперь твоя очередь.
— Ладно, — встаю нехотя. — Хотя я не люблю себя в кадре, но для тебя сделаю исключения.
— Стой, — девушка опускает камеру, — это у тебя что⁈
Сбоку на рубашке проступает кровавое пятно. Расстёгиваю пуговицы и вижу, что бинт пропитался насквозь.
— Идём, — говорит Кэт, — быстро!
Возле «Крейсера» дежурит несколько такси. Кэт кидается к первой стоящей машине и быстро договаривается с водителем.
— Давай доедем до аптеки, — спорю с ней я, — просто бинты купим. Там ничего страшного.
— Это всё из за меня, — повторяет Кэт, — всё из за меня. Какая я дура!
Такси останавливается у поликлиники. Мы проходим внутрь, минуя регистратуру. На мои вялые попытки сопротивления Кэт не реагирует. Она тащит меня через толпу пенсионерок, мамаш со справками в пионерлагеря и работяг с листами профосмотра, как ледокол баржу среди айсбергов.
У кабинета с надписью «М. Д. Силантьева, зам. гл. врача», она коротко стучит в дверь и тут же заходит внутрь.
— Катя? — темноволосая женщина с тонкими чертами лица отрывается от стопки медицинских карт, — Что случилось? Я, вообще-то, занята…
— Вот, — Кэт подталкивает меня вперёд.
Женщина хмурится и недовольно откладывает бумаги.