— А что Молчанов твой не выпишет? — спрашивает она.
— Я Молчанову свадьбу дочки не снимал, — отвечаю.
— И вряд ли придётся, — фыркает Авдеева.
Кажется, репутация нашего первого секретаря бежит впереди него. Оставшаяся в областном центре супруга ему популярности точно не прибавляет. В СССР ценятся крепкие семьи.
— Матери уже десять лет починить крышу обещают, — показываю, что я не пижон и не стяжатель, — и только завтраками кормят. Приходится самому вертеться.
— Там не меньше трёхсот рублей выйдет, — предупреждает Авдеева, — оплатить придётся.
Триста рублей, это не восемьсот. Сумма большая, но посильная. Радостно киваю. Авдеева явно удивлена наличием таких средств у фотографа-нищеброда.
— Тут немного, — поясняю, — тут чуть-чуть. Курочка по зёрнышку.
— Переходил бы ты к нам в район работать, — говорит вдруг она.
— В газету? — удивляюсь.
— Нет, в Дом Быта, — поясняет.
— У вас там что, никто не работает?
— Работает один, — морщится она, — но толку от него, как от козла молока. С больничных не вылезает.
Шабашит коллега. Ситуация мне знакомая. Официальную работу терять нельзя, а неофициальная выгоднее. Вот и вертится фотограф, как белка в колесе, подсовывая работодателям больничные.
Интересно, где он шабашки в Телепене нашёл? Интересно было бы узнать, особенно если Авдеева знакомству поспособствует.
— Уйти не могу, — качаю головой, — слово дал начальству, что пять лет отработаю. А вот разово помочь — всегда рад. На взаимовыгодной основе.
— Завтра на работу ко мне зайди, — говорит Авдеева. — Там всё и решим. Книгу можешь оставить, я тоже человек слова.
Еду домой, вспоминая сегодняшний разговор с Леман. Я застал её уже уходящей из «Универмага» и показывал книгу прямо на улице. Стоя возле лавочки на длинной аллее, укрытой от солнца старыми липами. Заскочил к ней перед встречей с Авдеевой. Обещал ведь.
— Ты где такое подсмотрел? — спросила Леман.
— Сам придумал, — говорю, — нравится?