— Любая невеста за такое душу отдаст, — качает она головой.
— А в день свадьбы денег ни на что не жалко, — продолжаю её мысль.
— Кто ты такой, Альберт Ветров? — она поднимает на меня глаза.
— Гений, Людмила Прокофьевна, — отвечаю, — обыкновенный гений, опередивший время.
— Да, ну тебя, — смеётся Леман. — Ты ещё на Ленинскую премию с этим выдвинься.
Она отдаёт мне книгу, стискивая её так, словно не хочет расставаться. Женщины любят красивые вещи. А красивые женщины — вдвойне.
Вид разобранной крыши больше не пугает. Скоро это дурацкое приключение закончится.
Из прибитого к калитке почтового ящика торчит бумажный уголок. На газету не похож, телеграмму должны вручать лично в руки. Вытаскиваю буроватый лист скверной бумаги, из которой делают официальные бланки.
Повестка. Гражданину Альберту Ветрову надлежит явиться в райотдел УВД. В милицию.
Глава 13
Взглянув на повестку, я поначалу туплю. Если бы я понадобился капитану Грибову, он или Колю Степанова за мной прислал бы, или нашёл другой способ пригласить. Менее официальный. Чего бумагу переводить?
Только вчитавшись внимательнее, я понимаю, что она пришла не от местных правоохранителей, а из Белоколодецка.
Меня вызывают для дачи свидетельских показаний в тот самый райотдел, где как-то подержали в обезьяннике. Очевидно, с места сдвинулось дело алкоголика и дебошира Виталика Терентьева, фотографа из областной газеты. Надеюсь, что бывшего фотографа.
Дата стоит послезавтрашняя, так что я, получается, даже заранее предупреждён. Я даже рад этому обстоятельству, поскольку в глубине души начал предполагать, что дело замнут. Получается, нет.
Заодно с Кэт повидаюсь, и с её родителем тоже. А если Игнатов снова взбеленится, повестку ему в нос ткну. Мол не воду мутить прибыл в областной центр, а исключительно по велению властей.
От мысли, что дела движутся, хотя и медленно, но во всех направлениях, я просыпаюсь с чувством невероятного душевного подъёма. В такие дни кажется, что всё у тебя получается, и нет никакой силы, что способна твоё движение остановить.
Выйдя из калитки, встречаю «старшаков», не спеша бредущих ломать мне крышу.
— Серёга, а тебе восемнадцать есть? — спрашиваю первого, осенённый внезапной идеей.
— Издеваешься? — обижается «слон», — мне двадцатник стукнул. Осенью стукнет, точнее.
— А паспорт у тебя есть?