– Ну и что? – буркнула Валюшка.
После того что она испытала зимой, она почти не расставалась с топориком альпиниста: маленьким легким ледорубом, который называется айсбайль. Валюшка таскала его с собой в рюкзачке или в школьной сумке, хотя, конечно, это была лишняя тяжесть. Но летом она немного расслабилась – вот и забыла прихватить айсбайль, когда проводила маму Марину и отправилась к доктору Потапову. К тому же руки у нее были заняты тазиками с печивом: если нести айсбайль, то разве что в зубах, а он ведь железный!
Валюшка уже повернула было к дому мамы Марины, но вдруг спохватилась, что если они с Лёнечкой туда пойдут, то потеряют кучу времени. От обычной бродячей собаки не обязательно отбиваться айсбайлем – для нее и палки хорошей хватит.
Она побрела по тротуару, вглядываясь под деревья на обочине: не валяется ли там подходящий сук.
Очень кстати ветер унес легкие тучки с небосклона, и вышла круглая, яркая, словно добела отмытая луна.
Вскоре сук нашелся – довольно увесистый, напоминающий хорошую дубинку. Для Валюшки он оказался даже тяжеловат, поэтому нести его вызвался Лёнечка.
Они пошли по направлению к дому Сан Саныча. Идти предстояло совсем недалеко – квартала три, и когда они были уже на полпути, вдруг впереди раздался заунывный собачий вой.
Валюшка затряслась от страха и схватила Лёнечку за руку:
– Слышишь?
– Кажется, это в той стороне, где дом Сан Саныча, – сказал Лёнечка. – Пошли скорей!
Валюшку не надо было уговаривать – она понеслась со всех ног.
Лёнечка, волоча увесистый сук, едва поспевал за ней.
«Услышать собачий вой лунной ночью – к сердечной печали и потере друга», – подумал он, тяжело дыша.
Валерка отшатнулся, наткнулся на кресло и свалился в него.
Ирисы проплыли мимо, и кто-то укоризненно прошептал:
– Ну разве он подольет водички цветочкам?!
Никого не было видно. Одни только надсадные вздохи блуждали по комнате…
Собака на улице продолжала надрывно лаять. И вновь кто-то шепнул озабоченно:
– Пойти, что ль, посуду прибрать?
У Валерки пересохло в горле. Он тупо смотрел, как ирисы медленно плывут по направлению к кухне, сопровождаемые чьим-то укоризненным бормотанием.