У него цвет глаз фиалковый.,

Даниил во время затянувшейся паузы увидел перед собой молодую некрасивую девушку. Ее длинные коричневые волосы, распущенные по плечам, невыгодно подчеркивали скошенный подбородок и сильно выдающийся вперед нос. Гладкие волосы, плотно обрамлявшие полное лицо, визуально вытягивали его в ширину. Облегающее красно — белое платье было украшено рюшами, воланами, насборивающими ткань кокетками и короткими пышными рукавами — фонариками. Длинный подол платья был уложен на ногах так, что открывал колени и худые голени, неожиданно не гармонировавшие с полным телом. Живописная поза — нога на ногу, а также — высоко вздымавшаяся при дыхании полная грудь, томно прикрытые веками большие глаза, и высокий певучий голос с придыханием на манер астмы, французский выговор в нос, говорили о том, что поэтесса творит в жанре любовной лирики.

— Меня зовут Элизабет Лав, я поэтесса нескольких известных песен, которые вы слушаете по радио в машине, — проворковала она певуче. — И красиво продекламировала с закрытыми глазами, задыхаясь, как бы умирая от приступа астмы:

Любовь моя, я жду тебя. Услышишь ли, как я пою? Уже в камине нет огня, Сама я в пламени горю. Приди, словами залюблю, Мечтой несбыточной маня, Волшебной рифмой обовью… Не сможешь позабыть меня. Не бойся жизненных невзгод — В воздушном замке будем жить. Нам несказанно повезет: Как воду, будем счастье пить. Стихами будем говорить, И долго — долго будем жить. А, потеряв во мне себя, Ты скажешь мне: люблю тебя. стихи авторов.

— Твой голос мучает меня, — придумал рифму Даниил и испугался того, что сказал.

— Очень рад услышать в оригинальном исполнении великолепные стихи, Элизабет, — добавил он. — Вы позволите мне такую вольность, — обращаться к вам по имени? — Я всегда подпеваю этой песне, когда слушаю ее в машине, — соврал он. У него закружилась голова от большого количества «меня — тебя — огня — себя — маня — пить — жить — говорить» и от созерцания красно — белого платья. Что — то настойчиво пробивалось в его сознание, мешая сосредоточиться на беседе. Он тщетно пытался поймать ускользающее ни то воспоминание, ни то фильм или книгу. Он начал раздражаться и нервничать.

Поэтесса, плавно жестикулируя руками, украшенными диковинными по размеру и оформлению серебряными кольцами, пела — говорила:

— Понимаете, Дэн, я хочу, чтобы витражное окно в спальне не просто бросало разноцветные блики на стены и потолок. Мне бы хотелось, чтобы мое лицо казалось юным и свежим в потоке света, который будет просачиваться сквозь разноцветные стекла. Я, думаю, что розовый и белый — это основные цвета. А второстепенные, вы, как художник, сами придумаете.

Даниил почувствовал сильную психическую неуравновешенность, что — то замкнуло в его голове. Певицу любви — Элизабет затянуло в водоворот, и она исчезла. Вместо нее он увидел перед собой хорошенькую фотомодель Дэбору в ее красно — белом кружевном наряде. На плечах подрагивали нежные блестящие локоны темных волос. Темно — зеленые глаза с ненавистью смотрели на него. Крупные слезинки падали на платье. Она сказала:

— Твой срок вышел, теперь я буду жить в твоем теле. Убирайся вон из моего тела!

Даниил замер в нерешительности. Он не знал, сможет ли Дэбора действительно поменяться с ним местами. Он наблюдал, как она встала и, превратившись в хвостатую комету, влетела в его тело. Он сам вылетел и, его стремительно понесло грязным потоком в русле незнакомой реки. Он испугался, что никогда уже не сможет вернуться в свою плоть. Даниил начал кричать и барахтаться в воде. Он почувствовал, как в его ногу вцепились огромные зубы и стали ее грызть. Он взвыл от боли. Сверху полился дождь с запахом синильной кислоты. Дождь проникал в глаза, нос и рот, больно обжигая слизистую. Его глаза ослепли, и он не мог видеть, куда его уносит. Боль в ноге не утихала: какое — то злобное животное продолжало с остервенением обгрызать его ногу. В его голове зазвучал голос Дэборы:

— У вас очень удобное тело, мистер фотограф. Он увидел внутренним зрением, что его руки начали тыкать ножом во все достижимые участки его собственного тела. Даниил закричал от боли, неизвестно откуда взявшейся: ведь он покинул свое тело. Он понимал, что его руками управляет Дэбора, захватившая его физическую оболочку. Она изменяла его внешний вид, превращая тело в жалкую, искромсанную и бесформенную массу.

Страшное видение закончилось также неожиданно, как и началось. Он снова увидел перед собой поэтессу. Она снисходительно смотрела на него.

— Я заметила, Дэн, что мои стихи произвели на вас глубокое впечатление, — пропела она, астматически задыхаясь. — Вы впали в состояние столбняка на некоторое время, а потом стали махать руками и плакать.

Элизабет встала и подошла к нему очень близко, касаясь его лица своим бюстом.

— Твой сиреневый взор… — начала она подыскивать рифму.

Даниил резко отклонился от нее назад:

— Нет, прошу вас, стихов достаточно: рифмы переполнили меня до краев.

Он чувствовал себя обессиленным. Взяв себя в руки, он спросил:

— А как там все это рифмуется: в огне горя — маня — себя — полюбишь ты меня?

А, потеряв во мне себя, Ты скажешь мне: люблю тебя, 

— продекламировала «на бис» поэтесса.

— Браво! — сказал Данил уставшим голосом. — А теперь давайте уточним, как должны выглядеть витражи в вашей спальне.