Факел в ночи

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я ему не помогала.

– Он был твоим наперсником. Твоим другом. – Северянин что-то достал из кармана. Оно звякнуло, но я не видела, что это. – В тот миг, когда его должны были казнить, прогремела серия взрывов и практически сровняла школу с землей. Думаешь, кто-то поверит, что это простое совпадение?

Я промолчала, и Северянин подал знак легионерам вновь окунуть меня в ведро. Я глубоко вдохнула, выбросив из головы все, кроме образа Элиаса, обретшего свободу. И как раз в тот момент, когда мою голову опустили в воду, я вдруг подумала о ней. О книжнице. О ее волнистых темных волосах и чертовых золотистых глазах. О том, как он держал ее за руку, когда они пересекали двор Академии. О том, как певуче она произносила его имя.

В рот хлынула вода с привкусом мочи и смерти. Я стала вырываться из крепких рук легионеров. Успокойся. Вот так допросчики и ломают своих узников. Достаточно появиться единственной трещинке, как он тут же вобьет в нее клин и будет долбить и долбить, пока не расколешься.

Элиас сбежал. Элиас свободен. Я попыталась мысленно воскресить этот образ, но видела лишь, что они вместе, как переплетены их руки.

Может, задохнуться в грязной воде – не самый худший вариант.

Легионеры выдернули меня, когда сознание стало меркнуть. Я выплюнула изо рта воду.

Взбодрись, Аквилла. Вот так он тебя и ломает.

– Кто эта девушка?

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что на долю секунды я не сумела скрыть потрясение, чем невольно выдала, что знаю, о ком речь.

Часть меня проклинала Элиаса за то, что он оказался настолько глуп, что попался кому-то на глаза с этой девушкой. Другая часть пыталась подавить растущий внутри ужас. Допросчик же внимательно следил за эмоциями, промелькнувшими в моих глазах.

– Очень хорошо, Аквилла. – Его слова едва слышны. И сразу же мне вспомнилась Комендант. Чем тише она говорит, однажды сказал Элиас, тем большей опасности нужно от нее ждать. Наконец я увидела, что достал из кармана Северянин. Два набора соединенных между собой металлических колец, которые он надел на пальцы. Кастеты. Жестокое орудие, избитый ими обречен на медленную смерть от потери крови.

– Почему бы нам не начать?

– Начать? – Меня держали в этом аду уже несколько часов. – Что вы имеете в виду?

– Это, – кивнул он на ведро, а затем на мое избитое лицо, – я просто с тобой познакомился.

Тысяча чертей! Главную пытку он припрятал в рукаве. Он увеличивал боль понемногу, раз от разу, постепенно ослабляя меня. Он ждал, когда пробьет во мне трещину, когда я начну сдаваться. Элиас сбежал. Элиас свободен. Элиас сбежал. Элиас свободен.

– А сейчас, Кровавый Сорокопут… – Несмотря на то что Северянин говорил очень тихо, его слова просочились сквозь мантру, звучащую в моей голове. – Сейчас мы посмотрим, из чего ты сделана.

* * *

Границы времени размылись. Шли часы. Или дни? Недели? Я не могла сказать. Здесь внизу я не видела солнца. Не слышала боя барабанов и колокольного звона.

«Еще чуть-чуть, – говорила я себе после особо жестокого избиения. – Еще час продержаться. Еще час. И еще полчаса. Пять минут. Минуту. Только одну».

Но каждая секунда была наполнена болью. Я проиграла борьбу. Я чувствовала это с каждой уходящей минутой, слышала в словах, что путались и вязли во рту.