Факел в ночи

22
18
20
22
24
26
28
30

Когда история приняла неожиданный поворот, толпа ахнула. На лице Элиаса отразилась боль. Само по себе странно, если историю твоей жизни рассказывают вот так, во всеуслышание, перед многотысячной толпой. Но когда в этой истории так много страдания и смертей? Я взяла его за руку. В первый миг он напрягся, как будто хотел отдернуть руку, но затем расслабился.

– Не слушай, – сказала я. – Лучше смотри на меня.

Он неохотно поднял глаза. От его взгляда, такого пронзительного и острого, у меня сжалось сердце, но я не позволила себе отвести глаза. Его одиночество мучило меня. Он умирал и знал об этом. Возможно, большего одиночества в жизни и не бывает.

В эту минуту я хотела только одного: чтобы это одиночество ушло, хотя бы на миг. Поэтому я сделала то, что обычно делал Дарин, когда хотел меня приободрить, – состроила глупую гримасу.

Элиас посмотрел на меня с удивлением, однако сумел выдавить улыбку, которая его оживила, а затем и сам сделал смешное лицо. Я хихикнула, думая продолжить эту забаву, но заметила, что за нами наблюдает Кинан. В его глазах плескалась едва сдерживаемая ярость.

Элиас проследил за моим взглядом.

– Думаю, я ему не нравлюсь.

– Ему все не нравятся сначала, – сказала я. – Когда мы только встретились, он угрожал убить меня и засунуть в склеп.

– Мило.

– Он изменился. Даже очень. Я не подумала бы, что такое возможно, но… – Я поморщилась, оттого что Афия ткнула меня локтем.

– Начинается.

Кочевники вокруг нас начали шептаться, и улыбка Элиаса погасла. Он посмотрел на меченосцев у ближайшего к нам выхода. Многие из них держали руки на оружии и настороженно поглядывали в толпу, будто ждали нападения.

Жесты мамы Рилы становились все более яростными. Толпа бурлила негодованием и как будто разрасталась, упираясь в стены. Напряжение наполнило воздух, распространилось как невидимый огонь, который преображает все, чего коснется. Спустя несколько секунд шепот превратился в яростное бормотание.

Афия улыбалась.

Мама ткнула пальцем в толпу и воскликнула с такой убежденностью, что у меня руки покрылись мурашками:

– Кисанех кизия ке жихани дека?

Элиас наклонился ко мне и тихо перевел:

– Кто пострадал от тирании Империи?

– Хама!

– Мы.