Голова Шэвы падает на грудь. Ресницы ее трепещут, как крылья бабочки. Лезвие серпа насквозь прошло тело, течет алая кровь – такая же, как моя. Лицо джинна угасает.
А потом ее тело вспыхивает ярким огнем, и через несколько мгновений от него остается лишь пепел.
– Нет! – вопит Элиас, по лицу его текут потоки слез.
«Не надо, Элиас! Не зли Князя Тьмы, – хочу я крикнуть ему. – Не надо, он же убьет тебя!»
Вокруг палача кружится вихрь пепла – все, что осталось от Шэвы. Впервые за это время он переводит взгляд на Элиаса, склоняет голову на плечо и приближается, не выпуская серпа из рук.
Я отстраненно вспоминаю то, что мне рассказывал Элиас. Он узнал это от Ловца Душ: Звезда защищает тех, кто касался ее. Князь Тьмы не может убить Элиаса. Но он может причинить ему ужасную боль. А я, клянусь небесами, не смогу вынести этого!
Я пытаюсь рвануться вперед, но меня отбрасывает неведомая сила. Князь Тьмы игнорирует меня, он полностью уверен в себе и спокоен.
– Не смей к нему прикасаться, – говорю я.
Горящие глаза Князя Тьмы мерцают, когда он смотрит сначала на меня, потом на Элиаса, пытаясь понять, что связывает нас. Я вспоминаю, как он предал меня. Чудовище! Насколько он уже продвинулся в том, чтобы освободить джиннов? Предсмертное пророчество Шэвы – вот ответ на мой вопрос. Еще одна часть Звезды остается ненайденной. Знает ли Князь Тьмы, где ее искать? Зачем ему нужна была смерть Шэвы?
Он смотрит на меня, и я вспоминаю чувство, которое когда-то вспыхнуло между нами. Любовь была такой же яркой, как и пламя ненависти сейчас. Вспоминаю битву двух сил и опустошение, которое за ней последовало.
Плечи Князя Тьмы чуть дрогнули, словно от нерешительности. Может быть, он умеет читать мысли? Он снова переключается на Элиаса, глядя на него через мое плечо.
– Элиас Витуриус, – говорит джинн, делая шаг вперед. Я бросаюсь к Элиасу и прикрываю его своей грудью. За моей спиной дорогой друг, я чувствую сильное биение его сердца, разбитого смертью Шэвы. Передо мной – ужасный гнев Князя Тьмы, разжигаемый тысячелетними страданиями и бесконечной жестокостью.
Джинн говорит, даже не удостоив меня взглядом.
– Она сладкая на вкус, мой мальчик, – усмехается он. – Похожа на ясный рассвет и чистую росу.