И опять она не ответила. Он знал, что ему нужно остановиться прежде, чем он зайдет чересчур далеко.
– Тебе опасно выходить за пределы этого убежища, без меня, без моей охраны, – сказал он настойчиво. – Ангелы найдут тебя. Ты это знаешь. Я знаю, ты это знаешь. – И тут он увидел это. Увидел, как ее лицо становится холодным, замкнутым. И почему он всегда это делает? Поэтому-то они и перестали общаться: ей надоели его мольбы и угрозы. И вот он опять пытается ее запугать.
– Это – не убежище, – сказала она. – Это – тюрьма. Это – смерть. Я лучше рискну попасться своре Габриэля, чем проведу здесь хоть один лишний день.
Сеной поднял глаза, туда, где небо встречалось с океаном, гадая, понимает ли она, какую боль только что ему причинила. У него тоже не было ни малейшего желания жить в клетке, но он бы предпочел клетку свободе без нее. Его взгляд упал на ее руку, лежавшую между ними, на сиденье.
И он притронулся – всего лишь провел пальцем по запястью.
Она отдернула руку. Ее лицо исказилось отвращением, и ему показалось, что его ударили.
– Прости, – сказал он. – Это непросто – быть так близко.
Она встала.
– Не нужно извинений. Просто твое тело… Это все равно что притронуться к смерти.
– Я знаю… Поверь. Мне же приходится жить внутри этого трупа.
– Если бы только… – Она не закончила.
– Да, если бы только.
– Давай не будем хоронить себя в прошлом, – сказала она. – Давай вместо этого будем надеяться на Чета. Вскоре я снова стану сильнее и, как только у нас будет ключ, мы сможем довершить то, что начали.
И только теперь, услышав это от кого-то еще, он понял, насколько смехотворными были его надежды:
Все дети собрались здесь, на вершине холма, глядя на Ламию своими маленькими светящимися глазками. Их лица, как и его, были переполнены жаждой – жаждой быть с ней. И он вдруг увидел, насколько он был теперь жалок. Он, который был когда-то великим охотником, сокрушителем богов и чудовищ, он, ангел, которого Габриэль звал Мечом своей силы. Он дошел до того, что умолял лилит позволить сесть рядом с ней – с той самой лилит, которую он послан был сразить. Трудно представить себе унижение горше.
Дети все звали ее, и она улыбнулась, поощряя их.
– Они любят меня, – сказала она, просияв.
А ведь и они, эти заблудшие души, могли оставить этот остров, только пожелай. Вот только они никогда этого не сделают, пока их мать здесь; за ней они последуют и в Ад.
Сеной вздохнул: