Наследство Бабы-Яги

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сам ты зверюга, — послышался мысленный ответ, и я понял еще одну вещь. Речевой аппарат Змея не был пригоден для человеческой речи, и общаться эта рептилия могла только ментально.

— Рр-р, — взревели все три головы: — сколько можно обзываться? С виду такие культурные дети, а на деле наглецы и невежды. Вот возьмусь я за ваше обучение, быстро дурь из головы выбью, а то взяли моду старшим грубить.

Видимо Кощей тоже что-то такое подумал: так как Горыныч грозно зыркал не только в мою сторону, при этом от возмущения из одной из его пастей вырвался сноп огня и выжег траву на поляне, а затем искорки яркого света взметнулись вверх, и загорелись ярким пламенем.

— Это еще что такое? — пробормотал я, — трава же мокрая, почему огонь горит?

— Так он же из пасти Змея, — ответил более просвещенный Костя, — значит магически усиленный, — и, посмотрев на все это безобразие, спросил, — что делать будем?

Огонь разгорался все сильнее. Змей Горыныч топтался на поляне, как слон в посудной лавке. Он вертелся, топая своими мощными лапами, пытаясь затушить выпущенный на волю огонь, задевая хвостом ветви деревьев и сбивая их вниз. До меня долетали обрывки его ругательств.

— Горыныч! — закричал я, — стой! Так ты только еще хуже сделаешь!

— И что ты предлагаешь? — продолжал вертеться дракон, правда, без толку. Огонь никак не хотел затухать.

— Отойди, ты итак уже натворил дел, с любимых деревьев Лешего всю листву посшибал. Думаешь, дед Матвей: когда вернется, обрадуется такому погрому?

Три головы метнулись в разном направлении, охватывая взглядом сразу всю поляну и замечая нанесенные повреждения. От шока Горыныч плюхнулся на задницу и нервно забил хвостом по земле.

— А огонь? Если его не потушить, то начнется пожар, — в отчаянии простонал дракон.

— Сейчас все исправим, — успокаивающе произнес я, уже складывая в уме заклинание.

Огонь, что был магией создан во чреве,

И хлынул наружу в неистовом гневе,

Бегущий в траве, по листве, по цветочкам,

Играющий, словно котенок с клубочком,

Смирись и потухни, в земле исчезая,

Серебряным пеплом навек оседая.

Огонь на секунду взвился вверх, зашипел, не соглашаясь с моими словами, но затем постепенно начал угасать и вот уже последние искорки, все еще сопротивляясь, сверкнули и погасли. Мы посмотрели на все это безобразие и простонали. Четверть поляны деда Матвея была выжжена и покрыта ковром из серого пепла.

Змей Горыныч сидел, опустив вниз все свои три горемычных головы.